Сердце Саши взволнованно замерло. Она знала, о чем пойдет разговор. Слишком хорошо помнила о своем письменном обещании, данном Владимиру — расторгнуть помолвку, которая была вынужденной и ложной, о чем знали они двое и еще Владимир.

— Здесь и поговорим. Скажи, Анна... Владимир передал мне твои слова о разрыве нашей помолвки, ты вправду это говорила?

— Дмитрий Алексеевич, если бы вы мне писали, то я бы в ответном письме о том же попросила бы вас.

— Видимо, не получая от меня писем, ты решила...

Анна прервала его:

— Нет, нет, дело не в этом! — тут же поправилась. — Не только в этом. Разве вы не понимали, что наша помолвка была не настоящей? Меня тяготило, что вы вынуждены были так поступить по моей просьбе... И в благодарность ответить хочу тем, что возвращаю вам ваше слово, снимаю с вас эту обязанность. Нам надо также публично объявить о расторжении помолвки. Вот увидите, какое облегчение мы оба получим от этого.

Глядя на Немировского, Саша была довольна, что поступает так, а не иначе. Организация от нее ожидает вовсе не этого, но пусть они знают, что она может не подчиниться их воле.

Немировский молчал. Держа ее руку в своей, переводил взгляд с руки на ее лицо, а потом вдруг стал целовать внутреннюю сторону ее ладони. Саша высвободила руку и попросила тихо:

— Не надо, Дмитрий Алексеевич. Будьте серьезны. Не отвлекайтесь.

Он засмеялся. И неожиданно обеими ладонями обхватил ее лицо и наклонился к губам. Нежно тронул их своими губами, потом тесно прижался к ним и, застонав чуть слышно, стал бурно целовать. Саша тоже охнула, когда его руки обхватили ее плечи. Он погладил одной рукой ее спину. Она непроизвольно попыталась руками оттолкнуться от его объятий. А он, на мгновение оторвавшись от ее рта, прошептал:

— Пусть будет так, как ты хочешь.

И снова целовал, целовал шею, потом снова губы. Саша уже не пыталась противиться и руками отодвинуться от объятия, так ей было хорошо. Она слышала, как между поцелуями Немировский нежно шептал ей:

— Помнишь, как ты в дороге обнимала меня, раненого... что-то тихо, ласково говорила или пела, думала, что я сплю.

Саше, несмотря на волнение, захотелось ответить на его шепот:

— Я многое помню... Помню, как вы говорили мне «дорогая».

— Не так уж много было у нас таких минут.

— Да, вы правы, потому мне их никогда не забыть.

Снова и снова он целовал ее, а она неумело пыталась отвечать на его поцелуи. Они не видели, что в дверь вошла Аврора и замерла, глядя на них, целующихся.

Немировский продолжал тихо говорить:

— Анна, душа моя... А что сейчас между нами происходит? Разве это не есть настоящая помолвка?

Эти слова ее рассердили, и она попыталась освободиться от его объятий.

— Дмитрий Алексеевич, не надо шутить. Вы уже согласились, что нам надо дать друг другу свободу.

Немировский не дал ей отстраниться и воскликнул:

— Тебе нужна свобода от меня?

— Да! И вам нужна.

При этих словах он вздохнул и, прижав ее к своей груди, замолчал. Только слегка прикасался губами к ее виску, волосам, ко лбу. Она, закрыв глаза, вдыхала запах его шеи, бритых щек и готова была заплакать — так ей было хорошо от прикосновений его губ. А ее губы просто горели...

Не заметили и то, как Аврора тихонько вышла, неслышно прикрыв дверь.

Во время праздничного обеда сидели друг от друга далеко, с разных концов стола. Хотя Саша старалась поменьше глядеть в его сторону, туда, где он сидел по левую руку от княгини, но голова Саши сама собой поворачивалась. Она смотрела, как Немировский разговаривает, как пользуется ножом и вилкой. Встретились глазами, и Сашино сердце застучало сильнее, а в груди сделалось больно от волнения.