Но не тут-то было! Курляндский резко привстал, наклонился в сторону хозяина и угрожающе произнес:

— Обманом решил покончить наши дела?! Не сойдет с рук-то! Со свету сживу!

И с этими словами вышел, с шумом захлопнув дверь. Оставшиеся не знали, как реагировать на эту скандальную выходку Курляндского.

Расстроенный вконец хозяин пошел распоряжаться устройством отдыха для гостей, а Саша и Немировский стали обсуждать свои действия на завтра, когда планировалось покинуть имение Низовцева.

— Придется завтра улаживать эту ссору твоего отца с Курляндским. Надо будет мне с утра посетить его усадьбу. Без тебя. Отношения батюшки с ним в будущем, расплата по долгам — вот о чем разговор будет.

Немировский озабоченно разглядывал Сашу. Хорошо еще, что не похоже было, что сердился на нее. Саша извлекла из ридикюля золотые монеты, ассигнации княгини.

— У меня есть что-то для оплаты долга. Наверное, это немного.

— Что ж... Предложим завтра, изучим претензии. А сейчас спать. Вы ведь устали. Надеюсь, моих людей покормили и уложили. Но все же пойду, узнаю.

Усталость взяла свое, и Саша сразу уснула в комнате, которая была, как она поняла, устроена для нее в доме отца.

Завтракала одна, мужчины, видимо, направились к соседу. Спросила у Власа, который суетился вокруг нее:

— Что, сильно задолжал батюшка соседу?

— Да разбойник этот барин, Василий Иванович-то! Напраслину всегда возводил на отца нашего. Хитрющий, больно жадный. А нашего-то легко обвести вокруг пальца, ох, легко!

— Знаешь что, Влас, мы сегодня собираемся уезжать, полковнику надо быть скоро у начальства.

— Вот печаль-то! Ну, да ладно, коли надо, так что сделаешь... Барин-то надеялся, что насовсем приедете...

Затем Саша обследовала дом, усадьбу. Увидела следы запущенности, начавшегося разорения — и расстроилась. Но в надворных постройках сохранялся былой порядок, слуги все были заняты работой, одеты были справно. Влас не отходил от нее, преданно глядя в ее лицо.

Вдруг услышали крики у ворот, они сразу поспешили туда.

От неожиданной картины, представшей перед ее глазами, Саша ахнула и сжала пальцы в кулаки. На толстом покрывале отец Анны и еще трое слуг несли лежащего полковника, который держал руку у виска. Сквозь пальцы текла кровь. Другая рука висела как плеть.

— Что, что! Что случилось? — Саша даже не узнала своего голоса, такой ужас вдруг накрыл ее с головой.

Полковника занесли в дом, он был в сознании. Саша потребовала теплой воды, полотенец, трясущимися руками промыла две раны. У правого виска была задета кожа, а вот левое плечо было задето серьезно — вокруг раны темнело пятно от ружейной дроби.

Немировский был спокоен, даже говорил Саше, что ничего страшного не произошло. Участливо смотрел на ее мокрое от слез лицо, успокаивающе повторяя: «Ну, ну, я человек военный, привыкший к таким незадачам».

Вскоре привезли местного лекаря. Он занялся раненым, и Низовцев наконец смог рассказать Саше о произошедшем. Но говорил сбивчиво, и она с трудом составила картину того, что случилось.

Курляндский встретил их недружелюбно, никакого разговора не получилось. Требовал возместить все долги, иначе соседа непременно «упекут в каталажку». Никаких расписок и векселей, однако, предъявлять не захотел. Полковник пообещал разобраться с помощью нанятого чиновника-юриста, который в суде оспорит все претензии помещика.

Когда уже покинули дом и выходили со двора, озлобленный Курляндский спустил сторожевого пса. Тот зарычал и набросился на незнакомого человека, но полковник голыми руками расправился с ним, свернув шею. Тогда хозяин выскочил из дома с охотничьим ружьем и стал стрелять, сначала в воздух, потом стал целиться почему-то в отца Анны. Но Немировский закрыл его своим телом, грудью наступая на Курляндского.