– Цветы мадемуазель Бахметьевой от господина Сурина, – объявил посыльный, водружая корзину на стол в углу комнаты.

Подождав, пока посыльный откланяется, Александра подбежала к корзине. Там не было никакой записки, только визитка Сурина белого цвета с золотым тиснением.

Задумчиво покрутив в руках карточку, Александра посмотрела на розы. Они были чудесны: крупные, ароматные и того самого нежно-розового, но при этом не бледного оттенка, который она любила. Невероятно! Словно Сурину кто-то подсказал, какие цветы ей купить. Не в силах удержаться, Александра наклонилась над корзиной и вдохнула чарующий аромат. Он был таким сильным, что у нее слегка закружилась голова.

– О боже, – пробормотала она. – Сколько же Сурин заплатил за эти великолепные розы? И зачем он вообще вздумал присылать их мне?!

– Дорогая, что случилось? К нам кто-то приезжал? – раздался позади нее голос матери. – Мне показалось… Боже, какая прелесть! – воскликнула Бахметьева старшая, заметив корзину с розами. – Так, значит, мне вовсе не послышался звонок, это приезжал посыльный с цветами? И от кого же они?

– От твоего разлюбезного Сурина, – ответила Александра.

Любовь Даниловна восторженно всплеснула руками:

– Ах, как это романтично и мило – прислать тебе розы наутро после бала! Не представляю, когда он успел их купить, ведь еще даже нет полудня! Неужели он поднялся с постели пораньше только ради того, чтобы отправить тебе цветы?!

Из груди Александры вырвался тяжкий вздох.

– Мама, ты так радуешься, а, между тем, никакого повода для радости тут нет. Потому что… потому что это совершенно неприлично со стороны Сурина – делать мне без причины такие роскошные подарки!

– Перестань, chere amie, ничего неприличного тут нет, – беспечно отозвалась Любовь Даниловна. – Мне в свое время тоже присылали цветы поклонники, и никто не считал, что это может меня к чему-то обязывать.

– Но я вовсе не желаю видеть Сурина в числе своих поклонников! – горячо возразила Александра. – И уж тем более не желаю, чтобы кто-то другой причислил его к ним. Зачем это все, к чему?! – Она быстро прошлась по комнате, раздраженно приглаживая волосы. – Ведь это не может кончиться ничем хорошим. Сурин пробудет здесь пару недель и уедет, а обо мне будут потом судачить полгода.

Любовь Даниловна беспокойно нахмурилась, но ее лицо тотчас разгладилось.

– Ты ошибаешься: о тебе никто не будет судачить, – сказала она, подходя к дочери и глядя на нее с нежной, немного лукавой улыбкой. – А если и будут, то ты все равно не узнаешь. Или ты забыла, что мой брат собирается забрать тебя в Петербург?

– Да, правда, – рассеянно молвила Саша, успокаиваясь при этом напоминании. – Сама не понимаю, как я могла запамятовать… А Сурин и впрямь поступил очень мило, прислав мне цветы! – воскликнула она беззаботно. – Такие чудесные розы. Возьмем их с собой в имение, мне кажется, они простоят еще долго, не утратив свежести.

– Сейчас напишу Сурину благодарную записку, и будем собираться, – сказала Любовь Даниловна.

***

Час спустя карета Бахметьевых выехала со двора и покатила по все еще безлюдной улице в направлении дороги на Дубровицы. Однако то, что улица была безлюдной, не означало, что все соседи Бахметьевых спят. Некоторым из них не спалось, а иные даже успели нанести с утра пораньше визит своим добрым знакомым.

Например, Олег Денисович Черепанов поднялся с постели еще в десять утра, а в полдень сидел в гостиной своего приятеля Ильи Зубкова, проживавшего вместе женой и двумя взрослыми дочерьми на той же улице, где стоял дом Бахметьевых. И когда карета проследовала мимо окон, Черепанов заметил ее.