– Что с тобой происходит, Тим? – спрашиваю тихо.

Он замирает, перестает дышать и очень медленно, кончиками пальцев проводит по моим скулам.

22. Глава 21

В этом жесте столько нежности. В этом взгляде столько обожания. Он убирает с моей щеки какую-то волосинку, очерчивает контур подбородка, спускается на шею, и тут я чувствую, как сотни искр загораются во мне. Тысячи мелких огоньков обжигают меня изнутри, заставляя замереть в сладостном ожидании. Я вздрагиваю, судорожно вздыхаю, а он наклоняется и целует меня. Нежно, еле касаясь, будто пробуя на вкус мои губы. Потом я слышу его шумный выдох, и он накрывает меня властным, всепоглощающим поцелуем. О боже! Давно меня так не целовали. Он втягивает в себя мои губы, настойчиво ищет мой язык, чуть прикусывает, он буквально пьет меня! Черт! Да меня никогда так не целовали!

С трудом отрываюсь от него и уже настойчивее спрашиваю:

– Что происходит, Тим?!

Тим

– Завтра, маленькая моя, – прижимаю ее к себе, впиваюсь в ее губы. – Я объясню тебе все завтра.

Перебираю ее волосы, провожу кончиками пальцев по шейке. Она дрожит, трепещет в моих руках. Боже, как же сладко! Какой же кайф! Я не знаю, чем закончится этот день, но оно определенно того стоило! И эта выматывающая выставка, и этот перелет в полнолуние. Черт! Оно того стоило.

Молчи, пожалуйста, молчи. Дай просто себя целовать.

Она все же уворачивается от моих губ и возмущенно восклицает:

– Ты же сказал, что я ошиблась!

Мне смешно. Фыркаю, провожу губами по ее скулам, ловлю мочку уха, целую шею.

– Тим, – стонет она, чуть отстраняется, но из объятий моих не вырывается.

Даже так, маленькая? Тебе это сложно выдержать? Ни капли страха! Как это вообще возможно? Почему? Что изменилось?

Смотрит меня возбужденным и вопрошающим взглядом. Требует ответа.

– Что? – не могу сдержать улыбки.

– Тогда в кабинете ты мне сказал, что я ошиблась, – вскидывает бровь. – А что делаешь сейчас?

– Ты же намекала на служебный роман, – смотрю на нее насмешливо.

– А это не он? – артистично расширяет глазки.

– О нет, – снова тянусь к ней губами, легонько касаюсь щеки, потом еще раз. – Нет, малышка. Мне нужно намного больше.

Она вздрагивает, зажимается. Ну конечно! Я только что выпрашивал у нее один вечер. Черт! Не сейчас! Не уходи!

Провожу ладонью у нее между лопаток, спускаюсь на поясницу, поворачиваю ее к себе:

– Ты не голодная? Я рассчитывал поужинать уже в Москве, – оборачиваюсь к табло. – Но неизвестно, когда вылетим.

По всем каналам транслируют жуткий ливень, накрывший столицу. Хочется верить, что это ненадолго, но пока обнадеживающих новостей нет. Не хочу выпускать ее из объятий, но пугать тоже не хочу. Легонько трусь о ее висок кончиком носа:

– Пошли накормлю тебя?

– Сам есть не хочешь? – напряжение в миг улетучилось.

– Нет, – кручу головой.

– Что с тобой? – опять хмурится.

– Завтра, – отрезаю, закрывая тему. – Все объясню завтра.

Рита смотрит на меня с беспокойством. Неужели я так херово выгляжу? Поднимает ладонь и аккуратно прикладывает ее к моей щеке. Замираю, задерживаю дыхание. Проводит пальчиками по вискам. Стирает капли пота. Хмурится, заглядывает мне в глаза и вдруг встает на цыпочки и легонько касается моих губ своими. Твою ж мать! Меня просто уносит от этого порыва, от ее нежности. От ее желания меня целовать!

– Пошли чаю попьем, – высвобождается из моих объятий, берет за руку. – Это же Казань. Здесь даже в дешевых кафе должен быть хороший чай.

Рита

В аэропорту легко найти полупустое заведение – цены здесь вдвое, а то и втрое выше обычных. Только вот уединиться сложно: все кафе расположены на открытых площадках. С трудом находим тихое местечко, которое не просматривается со всех четырех сторон, заказываем чай по цене черной икры и падаем на узкий диванчик.