– Перед вами генеральный директор Дилл, – сказала она. – Координатор системы «Единства». – Ее голос прервался от напряжения. – Генеральный директор Дилл осуществляет связь с «Вулканом-три». Кроме генерального директора Дилла, никто из людей не имеет доступа к банку данных компьютера.

Дилл благосклонно кивнул миссис Паркер и классу.

– Что вы учите, дети? – спросил он дружелюбным тоном. Голос его был богат оттенками, как и подобает лидеру высшей категории.

Дети робко заерзали.

– Мы учим Лиссабонские законы, – ответил один из школьников.

– Это хорошо, – одобрительно сказал генеральный директор Дилл и кивнул персоналу в направлении двери. – Дети, будьте хорошими учениками и делайте то, что говорят вам ваши учителя.

– Это было так приятно, – сказала миссис Паркер, – что вы посетили нас и дети смогли вас увидеть. Это такая честь! – Она последовала за группой к двери. – Они всегда будут вспоминать этот момент и дорожить такими воспоминаниями.

– Мистер Дилл, – прозвенел девичий голос, – вас можно спросить?

В классе стало тихо. Миссис Паркер похолодела. Голос. Опять девочка. Кто это? Она хотела отыскать ее взглядом, ужас сжал ее сердце. Великий боже, неужели этот маленький дьяволенок хочет что-то сказать в присутствии генерального директора Дилла?

– Конечно, – ответил Дилл, резко останавливаясь у двери. – О чем ты хочешь спросить? – Он взглянул на часы, натянуто улыбаясь.

– Генеральный директор Дилл спешит, – торопливо вставила миссис Паркер. – У него так много дел. Я думаю, мы лучше отпустим его.

Но твердый девичий голос продолжал:

– Директор Дилл, вам не стыдно за то, что вами руководит машина?

Улыбка застыла на лице Дилла. Он медленно повернулся лицом к классу. Его глаза пробежали по лицам учеников, пытаясь обнаружить того, кто задал вопрос.

– Кто это спросил? – добродушно поинтересовался он.

Все молчали. Дилл медленно прошелся по классу, держа руки в карманах. Никто не шевелился и не отвечал. Миссис Паркер и служащие «Единства» стояли, охваченные страхом.

«Это конец моей карьеры, – подумала миссис Паркер. – Может быть, они даже подвергнут меня психотерапии. Не надо. Пожалуйста!»

Директор Дилл был невозмутим. Он остановился у доски и поднял руку. На темной поверхности появились белые линии. Задумчиво проделав несколько движений, он вывел на доске дату: «1992».

– Окончание войны, – произнес он.

Перед притихшим классом возникла другая дата: «1993».

– Лиссабонские законы, которые вы учите. Год, когда нации мира, объединившись, решили идти вперед вместе. На деле, а не на словах, как это было во времена ООН, подчинить себя общему наднациональному авторитету, для блага всего человечества.

Дилл медленно отошел от доски, задумчиво глядя в пол.

– Война только что закончилась, бо́льшая часть планеты была в руинах. Необходимо было принять решительные меры, ибо вторая война уничтожила бы все человечество. Необходим был орган наивысшей организации. Международный контроль. Закон, который не могли бы нарушать ни люди, ни нации. Необходимы были Блюстители. Но кто будет наблюдать за ними? Как можно быть уверенным, что эта наднациональная организация будет свободна от ненависти и предвзятости, животных чувств, которые в течение многих веков противопоставляли людей друг другу? Не будет ли эта организация, как и все остальные, созданные человеком, наследовать те же пороки, удержится ли от того же преобладания интересов над разумом, эмоций над логикой? Был только один ответ. Мы уже давно пользовались компьютерами, великолепными механизмами, созданными трудом и талантом сотен опытнейших инженеров, построивших по точным стандартам машины, свободные от чувств. Компьютеры могли объективно сформировать точные цели, что не под силу сделать человеку; люди вместо целей выдумывают какие-то абстрактные идеалы. Если бы нации пожелали отказаться от суверенитета, подчинить свою мощь объективным, беспристрастным директивам…