− У меня к тебе много вопросов, − говорил он строго.

− Спрашивай, я отвечу, − обещал Гэримонд, осторожно отстраняя Ювэй и складывая руки на коленях, желая просто не отвлекаться от истины, которая всегда рядом.

− Зачем ты это сделал? – спросил король.

− Что именно?

− Зачем ты нанес эти раны? Не говори, что это был не ты.

− Это был я, − спокойно ответил Гэримонд. − Я был зол и расстроен, вот и решился на это безумие − вскрыл все стигматы. Да, я соврал, их было много, всегда, но… Я не мог сказать тебе об этом, − признавался он, закрыв глаза. – Я пытался несколько раз, но каждый раз понимал, что это просто мучительно и страшно. Что изменилось бы от твоего знания? Стигматы остались бы со мной, а ты только встревожился бы. Там на балу я соврал. Их много и их нельзя не чувствовать. Это больно, будто гниешь изнутри, но я ничего не могу с этим сделать, и ты не сможешь. Еще никто не смог. Чем больше я контролирую силу, тем сильнее она поедает мое тело − тем больше и страшнее стигматы. Я не хочу так умирать, но это лучше, чем лишиться души и превратиться в чудовище. Понимаешь?

− Нет, – сурово ответил король, явно даже не пытаясь услышать сына. – Ты должен сопротивляться стигматам, а не покоряться им!

− Я пытался, но они не подчиняются мне. Они, возможно, единственное в этом мире, над чем я не властен.

В комнате стало тихо.

Хмурый король встал, подошел к окну и долго молчал, прежде чем задать самый главный вопрос:

− Зачем ты убил ее?

− Я не убивал ее.

− Не ври мне! – вскрикнул король, обернулся и даже подлетел к кровати, но его взгляд принц встретил без сомнений и страха.

− Я не убивал ее, − повторил он, глядя отцу в глаза. – Зачем мне ее убивать?

− А я расскажу зачем! – восклицал король и стал расхаживать по комнате.

Ювэй поджала губы, словно это ее саму сейчас обвиняли без права на оправдания. Агиман тоже устало закрыл глаза и покачал головой, даже не пытаясь скрыть свое осуждение. Он был не согласен, но молчал, зато король не замечал ничего, взмахивая руками.

− Ты следил за Грэстусом, а проиграв ему, решил отомстить. Никто кроме тебя не обратил внимание, что он танцевал с Эмили. Он не только ее приглашал на танец.

− Только ее, − вмешался Гэримонд. – Если кто-то помнит, что было как-то иначе − он околдован.

− Не смей! – отрезал король. – Я сам помню, как он танцевал с баронессой Девре.

− Отец…

− Молчи! Я не знаю как, но именно ты убил ее! Ты поглотил ее душу, а потом явился ко мне и выгнал Грэстуса, чтобы потом обвинить во всем его, но выдал себя, указав время смерти. Когда понял это, избавился от стигмат, чтобы никто не мог сказать, что они − последствия ритуала.

− Если бы я поглотил ее душу, у меня бы больше никогда не было стигмат, − со стоном сказал Гэримонд. − Они бы исчезли, навсегда.

Король только хмуро посмотрел на него, явно не понимая.

− Сила аграафа требует тьмы и разрушений. Все аграафы, что поддавались ей, жили дольше, а кто боролся − сходил с ума первым. Я сопротивляюсь, поэтому гнию изнутри, понимаешь? Стоит мне покориться и все закончится…

Он говорил тихо, но как никогда честно. Шепот его дрожал, но короля это уже не трогало. Он зло и равнодушно смотрел на сына.

− Ты уже все решил, − прошептал Гэримонд, понимая, как бесполезны его слова. − Ты поверил ему, а ведь он просто… не знаю я, чего он добивается! Не знаю зачем, но в этом не может быть ничего хорошего.

− Лжец! Я запрещаю тебе покидать башню! – объявил король и выскочил из комнаты, чтобы запереть башню и выставить стражу, спрашивая себя, как он мог породить такое чудовище?