− А если я не специально? Если это сделала моя сила? Если я не осознавал, что делаю, а теперь просто не помню. Может, отец прав и я лишь раб стигмат, боли и тьмы? Может, я сам во всем виноват?

Ювэй устало покачала головой, не первый раз слыша такие сомнения. Сама она не сомневалась. Знала, что он не мог и все, как околдованная, и только злилась на его сомнения, совершенно неразумные на ее взгляд, но, вздыхая, говорила с ним, как с больным ребенком.

− Не думай так. Ты всегда хочешь быть собой. Разве мог ты забыть об этом? Никакой гнев не заставил бы тебя потерять себя. Одной мысли о чужой смерти ты бы себе не простил. Я знаю, что ты способен контролировать тьму.

Она строго посмотрела на принца, вспоминая, что он иногда менялся в своих снах. Худой изнеможенный мужчина превращался в высокого статного юношу. Длинные волосы становились короткими. Черные глаза зеленели. Тьма словно отступала, и он менялся весь. Улыбался, шутил, смотрел на нее без сомнений, даже прикасался иначе − смелее. В таких снах тьма хоть и крутилась подле, а прикоснуться к нему не могла, но чаще она скользила по белой коже. Он сразу становился сильнее, но напоминал ей тяжелораненого. Ювэй видела, как слабеют люди духом, стоит лишить их тело силы, но она понимала, что он держится годами и продержится не один день, потому старалась поддержать.

Она даже не представляла, о чем думал Гэримонд, глядя на нее. Сомневался он не в себе, а в том, что хотел ей давно сказать.

«Я люблю тебя», − крутилось у него на губах.

«Спасибо», − было в сознании, а могущество буквально требовало заявить, что она принадлежит ему.

«Ты – мой грааль!»

Она сидела напротив, а он почти кричал об этом мысленно, но молча качал головой в реальности, закрывал книгу и вставал.

− Я как-то обещал рассказать что-нибудь интересное, помнишь? – сказал он. – Вот я и расскажу тебе одну историю.

Он не отступил, не отвернулся к окну, как обычно, а опустился на пол рядом с ней, уткнулся носом ей в колени, обтянутые штанами, и замер на короткий миг, ненавидя себя за то, что не смог ее сразу просто прогнать, не смог не заманить ее в башню, не смог забыть и втянул в свою мрачную, полную отчаяния и мнимой власти жизнь.

«Ты не имел на это права», − говорил он себе мысленно, а вслух начинал свой рассказ:

− Давным-давно в этом мире жил могущественный маг. Он мог сотворить все, что захочет. Он мог влиять на будущее и изучать взглядом прошлое, но он всегда был один. Те, кто заходили к нему, говорили лишь о делах и не знали его, как человека, только как мастера своего дела. Он хотел бы знать их самих, но боялся увидеть в них страх. Он просыпался во мраке и засыпал вместе с ним. Он мечтал найти родственную душу, и однажды холодным зимним утром он увидел ее в маленькую щелку между плотными шторами. Он не знал, кто она, но сразу понял, что это та самая… родная душа. В тот миг его темная сила сама засияла светом. Алые ирисы в белом снегу, как кровь, осветили его боль, но его могущества не хватало, чтобы влюбить ее в себя, а сам он не мог уже разлюбить.

Он умолк, чувствуя, как глупо говорить о себе подобное, даже пошло – по крайней мере, так вдруг ему показалось. Он сразу зажмурился, скривился и затаил дыхание устало, а Ювэй осторожно коснулась его волос.

− И чем же закончилась эта история? – спросила она.

− Не знаю. Я перестал наблюдать за магом, а потом не смог его найти.

Чувствуя себя совсем глупо, он резко встал и отскочил от Ювэй, шагая к окну, только бы не видеть ее глаз, наверняка насмешливых.