Она явно не ожидала никого встретить, планировала пробраться тайком, лишний раз не отсвечивая, — нервно дёрнулась и даже что-то неопределённое выдохнула, будто испуганно вскрикнула, заметив Дымова, потом отступила подальше.

— Ты где была? — спросил он, не сказать, что приветливо. Недовольно, резко и строго, почти по-родительски.

— В клубе, — буркнула Бэлла, напряжённо и тоже недовольно. Наверное, точно также и бабушке отвечала, едва усмиряя желание добавить «Отстань. Не твоё дело». — С друзьями. Нельзя что ли?

Царивший в холле сумрак не позволял разглядеть её как следует, тем более ночник располагался у неё за спиной. Но она слишком очевидно старалась сохранять расстояние, и когда Дымов сделал к ней шаг, отодвинулась, отступила за диван. Плюс упоминание про клуб, плюс её обычный образ жизни и привычки.

— Опять напилась?

— Нет, — возразила она, но потом всё-таки призналась, но не раскаянно, наоборот, с вызовом, бравируя: — Только чуть-чуть. А чего такого-то? Можно же. Я совершеннолетняя.

А с умом по-прежнему проблемы. И как будто совершеннолетие предназначено исключительно для того, чтобы теперь на законных основаниях курить, пить и трахаться.

— И где вы только деньги берёте, совершеннолетние? — резко и презрительно поинтересовался Дымов. — Ничего не делаете, не работаете, а у вас и на бухло, и на клубы находится. — В мыслях мгновенно всплыли и слова помощницы по хозяйству, и кое-что ещё, о чём та не знала. — Или опять чего украли и продали? Хотя, конечно, и воровать не надо. Всё-таки камеру в дело пустила? Даже на сутки твоей порядочности не хватило? А ведь ещё обижалась.

Он поморщился брезгливо, провёл по лицу ладонью, и больше не стал разговаривать, да и слушать тоже, хотя Бэлла начала что-то бубнить. Но Дымов уже отключил слух, развернулся, с трудом сдерживая желание запустить во что-нибудь — или даже в кого-нибудь — тарелкой, которую сжимал в руке.

Наверное, больше всего именно из-за этого и поторопился убраться, иначе бы точно сорвался. А он не любил настолько явно демонстрировать свою несостоятельность. А ведь происходящее не назовёшь иначе.

Это не когда уверенный в своём авторитете, силе и правоте рявкаешь на подчинённых, желая привлечь их внимание, заставляя успокоиться или собраться. Швырять посуду и материться перед какой-то глупой девчонкой можно только от беспомощности. Недаром внутри всё кипит от злости, разочарования и досады. И дело не столько в Бэлле. Просто она самое яркое подтверждение всех его неправильных решений и действий, не в меру раздутого самомнения, заставляющего браться за то, что не в силах вытянуть, а не причина неудач и неприятностей.

Он ведь уверен был, когда разрешил девчонке остаться, что вот сейчас он объяснит ей, как надо правильно жить, и она мгновенно всё поймёт и исправится. Он же такой крутой мастер-наставник. А хрен вам. Плевать она хотела и на его слова, и на доверие, и на участие. Наверное, тогда и Валаев прав. Кишка у Дымова тонка с по-настоящему крутыми и власть имущими состязаться. Задавят. Если даже для какой-то там нахальной пигалицы он никто.

Дымов, особо не аккуратничая, швырнул в мойку тарелку — та выдержала, не разбилась — открыл дверцу нужного шкафчика, достал бутылку, потом стакан. Плеснул в него янтарную жидкость, выпил залпом и опять потянулся к бутылке, подхватил её, даже уже наклонил над стаканом, намереваясь в этот раз наполнить его чуть ли не до края. И не стал. Потому что… ну, потому что.

Если он хоть немного переберёт, то потом уже не сможет остановиться, тоже нажрётся до свинского вида. Как раньше бывало, так всё и осталось. Долбанная наследственность — привет от не признававших меры папы и мамы. А ведь сам всего несколько минут назад распинался, как плохо пить. И после этого собрался заливать обидки на жизнь алкоголем.