— Боже, что это такое? — воскликнула я невольно.

— Его поставили к нашим дверям, мадам, — проскрежетал Леопольд, поджимая брезгливо губы. — Подкидыш. Только почему его не отнесли в приют или в монастырь непонятно.

Я присела на корточки, рассматривая внимательнее спящего малыша. Он крепко спал, и выглядел вполне здоровым и упитанным, только грязные тряпки, которые прикрывали его, портили его внешний вид. Вдруг я заметила сбоку, почти на дне корзины небольшой сложенный лист бумаги.

Вытащив его, я поднялась на ноги и раскрыла его. Послание было кратким:

«Ваше сиятельство, отдаю вам на попечение моего сына, Жозефа. Он также и ваш сын. Я не просила у вас помощи, с той поры как вы выгнали меня из своего дома. Но теперь я умираю. Чахотка съела мои легкие и, если вы читаете это письмо, значит моя душа на небесах. Прошу, не откажите мне в моей последней просьбе — позаботьтесь о нашем сыне. Умоляю вас.

Ваша несчастная Жизель Берфе »

Прочитав послание два раза, я сглотнула. У моего мужа был ребенок? Вот этот самый малыш? Я так опешила, что даже на миг потеряла дар речи. Снова окинула взглядом младенца, который мирно спал. Хотя чему удивляться, мой муженек был так любвеобилен, что это вполне закономерно.

— Кто такая Жизель Берфе? — спросила я тут же у слуг, проводя по ним внимательным взором, надеясь на то, что они что-то слышали о этой несчастной Жизель.

21. Глава 19

— Жизель Берфе была помощницей кухарки, служила у нас раньше, госпожа, — ответил Леопольд и поморщился, ему явно было неприятно об этом вспоминать. — Год назад граф выгнал ее с позором из этого дома, едва узнал, что она тяжела.

— В смысле с позором? — не поняла я. — Эта женщина была беременна от графа! И он ее выгнал с позором?

— Она была девицей семнадцати лет, и не замужем. И быть брюхатой в ее положении было безнравственно, — заявил жестоко Леопольд.

Я захлопала глазами.

Бедняжка была так юна, и наверняка этот кобель — граф совратил ее, я даже не сомневалась в этом. Похоже великосветских дам моему мужу было мало, так он обхаживал еще и служанок в своем доме. Пусть так. Но девушка забеременела от него! И он выгнал ее? Бедняжку на улицу?

У Рауля вообще есть совесть? Или хотя бы маломальская жалость к тем, о кого он вытирал ноги?

Едва представив во всех красках, что пережила бедняжка по жестокой воле моего супруга, меня тут же охватил неприятный озноб. Наверняка Жизель голодала, страдала, подвергалась осуждению общества и оттого заболела и умерла. И естественно любя свое дитя, она решила отдать его отцу — графу де Бриену. Все верно. Я поступила бы точно так же.

Он должен был отвечать за свои нелицеприятные поступки.

Неожиданно малыш проснулся. Оглядел нас серьезными глазками и заплакал. Мы все же были ему чужими.

— Прикажете выставить его вон? — спросил вдруг Леопольд.

— Что значит вон? — опешила я, оборачиваясь к мажордому.

— Потому что оставлять его здесь нельзя, мадам. Его сиятельству это не понравится.

Что может не понравится его сиятельству меня волновало в данный момент меньше всего.

— Даже щенок не заслуживает, чтобы его выкидывали вон на улицу! — возмутилась я, наклоняясь. Взяла малыша на руки, и он тут замолчал. — А это ребенок! Человек!

Моя реакция точно не понравилась мажордому и он опять спросил:

— Тогда прикажете отнести его в приют Марии Магдалены?

— Нет. Мальчик останется здесь.

— Но граф рассердится, госпожа Сесиль, — не унимался в своей правоте Леопольд. — Это я вам заявляю наверняка.

— Я тоже хозяйка в этом доме, и я желаю, чтобы сын моего мужа остался здесь. Я ясно выражаюсь?