- Не суетись, мать, - отмахнулся гость, - не такой я голодный. Тут не так поесть, как вымыться хочется. Что, если я сразу в баньку, раз у вас, говоришь - топлено? Первым и пойду, как в разведку?
Баба Маня отвернулась, суетливо разжигая керосиновую лампу:
- Тогда ты иди… а кашу я укутаю. Вымоешься, и пока Аленка исподнее твое постирает, ты и поешь. Верхнее-то есть свежее?
- Н-ну… - оглянулся он на меня, - я и сам могу выстирать. А верхнее – да, есть в машине.
- Не готова, каждый раз не готова, - бормотала баба Маня, когда он вышел, очевидно – за чистым исподним.
- Ты уже поняла? – отчаянно взглянула она на меня, - он оттудова – с войны. Десять раз должен прийти сюда. Ты девятая уже. Как женщина появится у меня в доме – так и жду его. Свет гаснет, танк гремит…
- Как это связано? Почему девятая?
- Потом расскажу… вернется скоро.
- Он что – наш, с Дона? Говор знакомый. Почему не предупредили, не сказали заранее, что ж вы так, баб Мань? – говорила я, чтобы только не молчать – в голове не укладывалось.
- Чтобы сбежала?! Бегали уже! – прикрикнула она на меня.
- И зачем я тут? Те женщины? Я что – должна с ним переспать? – поразилась я, приплетая к своей растерянности еще и беспокойство. Все эти басни о ведьмах – инициация, вхождение в силу… тьфу ты! Да что за бред лезет в голову?!
- Да Бог с тобой! Не дурей. Вы мне, как знак, что он будет сюда. Помоется мужик и уедет, никто с ним не спал, он спешит в… свою дивизию... или полк? Утром должен быть там к восьми, как штык.
- В какую, к ляду, дивизию, баба Маня-а? Вы что это - на самом деле? – отчаянно прошипела я.
- Господи… да уедет он и все! Тебе-то чего? – всхлипнула она, - ты девятая, а после десятой уже и смерть ему…
Дверь распахнулась. На пороге стоял танкист уже без шлемофона в руках и устало улыбался:
- Проводите кто? Темно, не видать ни зги – в какой стороне банька-то у вас?
Баба Маня резво дернулась к нему и споткнулась, я подхватила ее и усадила, поглаживая худенькие вздрагивающие плечи, а танкист сказал с участием:
- Да что же ты, мать, все суетишься? Внучка вон покажет.
И шагнул за дверь первым, держа в руках сверток со свежей одеждой, а баба Маня обернулась ко мне:
- Накинь… а-а-а! Сходи быстро, оставишь там ему керосинку. Склянку с мазью для рук отдай, но вначале пускай подержит пальцы в травяном напаре – скажи… ванночку нужно сделать перед мазью. Не послушает же, не станет! Они ж дурные! Или уснет. И полотенце… полотенце тоже! Не готова, опять не готова, да что ж такое-то? Да разве к такому можно быть…? – тихо заплакала она, - Господи, как же жалко его…
- Валерьянки обязательно выпейте, Мария Львовна. Я все ему скажу и объясню, успокойтесь, пожалуйста. Давайте сюда, - решительно подошла я и забрала у нее полотенце, а потом потянула из шкафа еще одно - большое.
- Это лучше подойдет. Все хорошо будет, не переживайте. И почему так сразу - смерть? – спросила шепотом, - обойдется еще, может и выживет. Не все на войне погибали.
- Не вернется он с войны, нет уже его, считай. Командир танкового батальона майор Дружанин Иван Георгиевич, я узнавала, - глухо буркнула она и отвернулась, вытирая быстро бегущие слезы, а я шагнула за порог на непослушных ногах, тяжело ворочая в голове новую для себя, ненормальную в самой своей сути информацию.
18. Глава 18
Слева от дома темнел танк, с той стороны – из-за угла, потянуло ветерком, и донесся запах каленого железа и горячего дизельного топлива. Я трусливо отвела глаза и судорожно вздохнула... Иван ждал с другой стороны дома, окликнул меня: