– Украл ваши бриджи! Снова мисс Бейли[23], ей-богу! Но с ваших слов выходит, то был джентльмен и к тому же сэр Джайлс. Право, Чарльз, я уже колеблюсь, не следует ли мне вызвать вас на дуэль за клевету на честь моего рода.

– Смейтесь сколько заблагорассудится, Том, и можете не верить мне. Одно неоспоримо – бриджи исчезли! Взгляните, я принужден носить форменные, а если исчезнут и они, придется позаимствовать эту часть туалета у вас!

Ларошфуко говорит, что в невзгодах наших лучших друзей мы всегда находим нечто даже приятное для себя, когда эти несчастия дают нам возможность выказать друзьям нашу нежность; несомненно, в большинстве своем мы способны посмеяться над мелкими невзгодами ближнего, пока нас не попросят о помощи.

Том тут же овладел собой и ответил с большей серьезностью, применив ругательство, которое, окажись поблизости лорд-мэр, обошлось бы молодому Инголсби в пять шиллингов.

– Однако же во всем этом есть нечто крайне странное. Вы говорите, что предмет гардероба исчез бесповоротно. Кто-то разыгрывает с вами шутки, и ставлю десять против одного, если к этому не приложил руку ваш слуга. Кстати, вчера мне сказали, что он устроил какой-то тарарам в кухне и будто бы увидел привидение или что-то в этом роде. Будьте уверены, тут замешан Барни.

Тут только лейтенанта осенило, что Барни, обычно бойкий, в последнее время заметно поутих, сделался более молчаливым и что не далее как нынче утром пришлось несколько раз звонить в колокольчик, прежде чем он явился на зов.

Мистер Магуайр был немедленно вызван и тщательно допрошен. Случившийся «тарарам» объяснился легко. Мистер Оливер Доббс изъявил недовольство по поводу флирта, который завязался между молодцом из Минстера и барышней с рю Сен-Оноре. Мадемуазель стукнула мистера Магуайра по уху, а мистер Магуайр усадил мадемуазель себе на колени, и та не вскричала свое «Mon Dieu!» А мистер Оливер Доббс сказал, что это очень дурно; а миссис Ботерби сказала, что подобное поведение «скандально» и неуместно на любой приличной кухне; а на это мистер Магуайр завладел пороховницей достопочтенного Огастеса Саклтамкина и насыпал несколько больших щепотей лучшего двойного «Дартфорда» в табакерку мистера Доббса; и трубка мистера Доббса взорвалась и подпалила воскресный чепец миссис Ботерби; мистер Магуайр затушил огонь, плеснув из помойной лохани, отчего чепец облепил экономке голову, и все они устроили в кухне такую свару, что Барни принужден был отправиться на прогулку по саду, и вот тогда-то – тогда-то он и увидел призрака!

– Кого? Ну ты и болван, Магуайр! – воскликнул Том Инголдсби.

– Так оно и было, и позвольте объяснить вашей милости, как все случилось, – продолжал созерцатель призраков. – Ваш покорный слуга и мамзель Полин, сэр, или мамзель Полин и ваш покорный слуга, поскольку дамы вперед, – словом, как бы там ни было, а только мы изрядно притомились от катавасии и ералаша, который подняло старичье. Им же шутку под самый нос сунь, а они ее и не распознают; так что вышли мы, значит, в сад поглазеть на комету – в здешних краях ее прозывают «звездной пеной»; и выходим мы это на лужайку, а никакой кометы оттуда и не видать, и мамзель Полин говорит: может, ее из-за кустов не видно, и отчего бы нам не пройтись за деревья и не поглядеть оттуда? Ну мы и пошли за деревья, но и там никакой кометы не увидели, а вместо нее – привидение, да еще какое!

– Привидение? И какое же привидение, Барни?

– Ох, черт меня возьми, если совру вашей милости. То был старый джентльмен высоченного росту, весь в белом, на плече лопата, а в руке большой фонарь. А только для чего ему все это добро, я не знаю, потому как глазища-то у него горели поярче всякого фонаря, не то что там луна или комета, которой и в помине не было. Старик и говорит мне: «Барни! – потому как он меня узнал. – Что это ты там делаешь с девицей, Барни?» Черт побери, тут у меня язык к глотке-то и присох. Мамзель Полин – та заголосила что-то по-французски и давай дёру; ну а я, понятное дело, поспешил за дамой и со стариком дальше тары-бары разводить не мог; побежал я, значит, со всех ног, а призрак вспыхнул и сгинул в пламени!