— Крис, почему?.. — Гейб не хотел ругаться, даже думал смолчать, но не выдержал.

— Сам посуди, — Крис сохранял доброжелательное спокойствие и разговаривал, будто Гейб был неразумным ребёнком, — тебе осталось максимум полгода. А кто-то сейчас лишится места.

— Тебе настолько на меня насрать? — вспылил Гейб, до побелевших костяшек сжав кулак, но сработал стопор: пулей вылетел из медблока, чтобы скандал не разросся.

Впоследствии Гейб прокручивал в голове общение с Крисом с самого первого дня, но по-прежнему не находил тревожных звоночков: всё было как у всех, не хуже, а во многом — лучше.

Предательство ударило жёстко — неделю до перевода на Онтарио Гейб пытался глотать таблетки, доводя передозировку до состояния беспамятства, но ему быстро надоело. Потом до изнеможения занимался в тренажёрке. Но всё равно пришёл прощаться: Крис, похоже, искренне не понимал, что сделал не так, и настоял на близости.

Уже позже Гейб подумал, что Крис просто не воспринимал его живым человеком, видел только роли: работник, любовник. Пока в каждой из них Гейб был хорош, его всё устраивало. А потом без сожалений выкинул Гейба из жизни, как неисправный прибор.

Злиться не имело смысла, но Гейб злился, хотя Крис был дитём Титана наравне с убивающими протестующих жандармами или устраивающими смертоносные диверсии повстанцами. Порядки в системе определяли другие люди. И именно их стоило ненавидеть.

Но в Гейбе не осталось ненависти — лишь усталость и боль, они забирали столь необходимое жизненное пространство и время, утекавшее, как сжиженный газ сквозь перчатки скафандра.

Сейчас он получил передышку, на которую и не надеялся: форт стал тихой заводью, где ожидание не страшит.

Алан сделал всё возможное, чтобы облегчить участь Гейба: подобранная медиком терапия существенно улучшила состояние. Головные боли прекратились, судорог больше не было, а в теле вновь появилась энергия.

Что не убрали таблетки и уколы, так это сновидения — Гейбу по-прежнему снился силуэт на фоне Солнца, а ещё снилось, как он блуждает по коридорам, теряя ощущение реальности, прикасается к неожиданно тёплому чёрному не то камню, не то металлу.

В остальном Гейб, в сравнении с недавним прошлым, чувствовал себя замечательно, а о настоящей причине приступа знали Алан, Юна и Кэс, торчавшая в лазарете в тот момент из-за ранения и слышавшая разговоры.

Кто рассказал лидеру группы о диагнозе, Гейб не знал, но однозначно не Адам — штатного медика на Онтарио не было вовсе, таблетки выдавались автоматически, так же отслеживались и положенные в центрифуге часы. И Мортимеру, и тем более Хаксли было плевать, чем болеет бригадир и болеет ли он вообще.

После спасательной операции Гейба окончательно приняли в группу — свой. Теперь уже точно свой. На этом фоне количество шуток о сладкой парочке возросло, Рик почти перестал смущаться и увереннее ловил взгляд, словно хотел, чтобы именно Гейб сделал первый шаг. Но Гейб старательно не допускал общения с парнем наедине: не стоило развивать тему дальше. В жизни и так много трагедий, чтобы создавать собственными руками ещё одну.

Зато Гейб обрёл неожиданного друга в лице Кэс — подколки и нарочитое недружелюбие сохранились, но отношение изменилось. Гейбу уже не нужно было догадываться и улавливать намёки — Кэс поясняла, иногда при всех, но чаще лично.

Так Гейб узнал, что последняя надежда потерявших пристанище повстанцев с колоний за поясом астероидов находится на Ганимеде — крупнейший спутник Юпитера не привлёк колонистов ресурсами, поэтому довольно долго оставался неосвоенным. Сейчас там собирались силы сопротивления, провозгласившие собственное государство и назвавшие его Республикой.