Пока я смотрела второй акт, неприятное впечатление от слов Редфорда полностью пропало. Больше запомнилось его «прости» и прикосновение, которое я ощущала на своих плечах на протяжении всего второго акта. Игра Редфорда, боль и страдания его скульптора заставили меня прослезиться, а гибель возлюбленной и падение примы ужаснули, сердце так сильно стучало, словно я сама пережила все то же, что и они. Слушая в финале реквием, я ощутила, как слёзы лились у меня по щекам. Я плакала и одновременно была невыразимо счастлива: счастлива видеть эту постановку, счастлива быть причастной к ней. Гром аплодисментов с криками «браво» долго не смолкали. Редфорда вызывали на бис девять раз. Это был настоящий успех! Директор театра мистер Линн произнес перед публикой длинную речь, в которой выражал благодарность мистеру Редфорду за «красивый, эмоциональный и пронзительный спектакль, который, непременно будет собирать полные залы». А в завершении под бурные аплодисменты зрителей пожал руку мистеру Редфорду, добавив, что рад сотрудничать с таким талантливым человеком и гордится, что мистер Редфорд выбрал для своей постановки именно театр имени Мэтью Стивенса».

Как только занавес опустился, все бросились поздравлять друг друга с премьерой, и больше всех комплиментов и поздравлений получил, конечно же, мистер Редфорд. Вся его гримерная была заставлена цветами. Многие знакомые заходили выразить своё восхищение постановкой и талантливой игрой. Редфорд был счастлив и опьянен успехом. Еще на сцене, когда опустили занавес, я подошла выразить восхищение его игрой, на что Редфорд в порыве эмоций взял мои руки в свои и, крепко пожав их, сказал, что никаких возражений он не принимает, и я непременно должна ехать с ними в ресторан.

Отец и Питер были на премьере, и Редфорд пригласил и их. Они согласились, и все вместе мы отправились на банкет.

Еще при входе Редфорд познакомил меня, отца и Питера с директором театра мистером Эдвардом Линном. Узнав, что я являюсь художником по костюмам, эскизы которых мистер Редфорд носил ему на согласование, мистер Линн похвалил мой вкус и с добродушной улыбкой добавил:

– У вас большое будущее, мисс Палмер, особенно в команде с мистером Редфордом. Он знаете ли, притягивает удачу, да! После его «Игрушки теней» продажи выросли в два раза, а теперь «Скульптор» сулит театру огромную прибыль!

– Я рада, что смогла быть причастной к этой премьере, – я переглянулась с Дэвидом.

– Мистер Редфорд, всегда к вашим услугам и к услугам ваших друзей, – с любезной улыбкой заметил директор и, кивнув нам, заговорил с другими гостями.

Мы прошли к столу. Дэвид представил нам своих знакомых, один из которых особенно запомнился мне. Звали его Брайан Ван де Вальд. «Для друзей он просто Брайан», – сказал мне Дэвид.

Пока мы ждали, когда подадут закуски, Редфорд рассказал, что мистер Ван де Вальд довольно известный музыкант. Он обладал весьма неординарной внешностью и имел безукоризненный вкус. Редфорд охарактеризовал своего знакомого как одного из самых известных денди Лондона. Говорил Ван де Вальд немного в странной манере, словно мурлыча песенку. Мне показалось, что у него был легкий французский акцент. Редфорд подтвердил мою догадку, заметив, что его приятель несколько лет прожил в Бельгии.

– Он весьма эксцентричен, – негромко добавил Дэвид.

Редфорд был ближе всех ко мне и свои замечания делал в полголоса, так, чтобы остальные не могли его слышать. Отец и Питер занимали места слева от меня, но не были свидетелями нашего с Редфордом разговора, будучи вовлеченными в беседу с этим самым Брайаном Ван де Вальдом.