– Наш сектор – гвардия Академии. Первый – всегда первый.

– Леон Альбертович, – не выдержал я, – насчёт сигнала вопрос. А если бы мы, то есть вы – не догадались?

– Цивилизация должна сообразить. Нет? Значит, не цивилизация. Плесень.

Тавровский вновь бросил взгляд в мою сторону.

– Спасение избранных – вариант четвёртый и последний. Других путей у нас не остаётся. Но кого же спасать? По какому принципу отбирать кандидатов?

– Метод Ноя, – предложил Сергей.

– Всякой твари по паре? На семь пар чистых – две пары нечистых? Ох уж эти нечистые, – вздохнул Леон. – Тогда наши действия теряют всякий смысл.

– Академия представляет интересы человека разумного, его и спасаем. – высказался Ратников. – И никого больше.

Что-то здесь не так, – подумал я, – надо бы уточнить.

– То есть мы будем типа прогрессоров у Стругацких? Красиво! Но что делать с не очень разумными?

– А что здесь неясного, Саша? – сказал Леон. – Изживший себя и опасный подвид человека просто перестанет размножаться. Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю[7].

– Торжество науки против ханжества и мракобесия, – вставил Сергей.

Ехидную реплику Леон пропустил мимо ушей.

– Итак, человечество катится в пропасть – пункт первый. Новая угроза, дельтонная вспышка – пункт второй. Шанс на спасение, Луна – третье. А четвёртый пункт – это… четвёртый пункт…

– Брюки превращаются… превращаются брюки, – не шевеля губами, прошептал Сергей.

– План спасения, Леон Альбертович.

– Да, Толя. Пока без деталей. И ключевой момент – это, повторюсь, вопрос выбора. Кого спасать?

– Вы уже сказали, Леон Альбертович, – отозвался Ратников. – Лучших.

– Тогда поставим вопрос иначе: кого считать лучшими?

– Элиту, – ещё уточнил Ратников.

– Очень ценная мысль. Вопрос: какую элиту?

– Перспективную, – Ратников не уловил иронии со стороны шефа.

– Поставим точки над «i»: подающую надежды с генетической точки зрения. То есть людей, способных рождать элитное потомство. Мы должны думать с дальним прицелом, – Леон мельком взглянул на Сергея, тот ответил долгим взглядом.

– Все мы на самом деле бессмертны, – продолжил Леон. – Но то скажу вам, братия, что плоть и кровь не могут наследовать Царствия Божия, а тление не наследует нетления. Говорю вам тайну: не все мы умрём, но все изменимся вдруг, во мгновение ока, при последней трубе; ибо вострубит, и мёртвые воскреснут нетленными, а мы изменимся.

– Святой апостол Павел, – сказал Сергей. – И последние станут первыми. Так что первый – не всегда первый.

Леон ушёл от полемики:

– Утомил я вас. Вижу, устали. И знаю, о чём думаете: пивка бы испить по кружечке. Или по две?

И правда, пара кружек не помешала бы.

– Точно, о пивке мечтаете. Но вы не очень увлекайтесь, в буфете-то. – Леон хитро прищурился. – Нам ещё человечество спасать.

Дуайт Эйзенхауэр, будучи генералом американской армии, любил повторять: «Планы бесполезны, но планирование – обязательно». Слова эти всплыли в памяти, пока я слушал Тавровского.

Он, разрумянившийся, бодро расхаживал по кабинету.

– Шеф тоже коньячок в сейфе держит, – прошептал Ратников мне на ухо. – Привилегия первого сектора. А я надоумил его закусывать посахаренными помидорами.

– Так вот за что тебе присвоили третий уровень!

Покосившись на нас, Леон задал вопрос:

– Что главное в любом плане?

– Ресурсы? – предположил Ратников.

– Мимо, друг мой.

– Думаю, вектор. Верное направление, – сказал Сергей.

– И наука на сей раз ошибается. Эх, молодёжь, молодёжь… Главное в каждом деле – это название. Как вы яхту назовёте, так она и поплывёт. И какое же имя присвоим плану спасения лучшей части человечества?