Но Таня тактикой командированных пока не овладела.

– Я думала, кофе пьют после завтрака.

– Танечка, из этого чудного агрегата мы выпьем: а) капучино; б) великолепный капучино; в) великолепный бесплатный капучино. А в забегаловке быстрого питания, куда мы направляемся, кофе не имеет права называться именем этого благородного напитка.

– Мы идём в настоящий американский «Мак Дональдс»? – спросил Мишаня.

– Круче, в настоящий «Рой Роджерс». Вперёд, только вперёд!

Я всё надеялся, что самолёт-игрушка – не совсем сон. А вдруг? Вот же старый осёл…

Вараксин, сославшись на головную боль, от коллективной прогулки отказался, поэтому инструктаж в закусочной пришлось проводить для троих сограждан.

– Значится, так, леди и джентльмен. Вилку за границей держат в левой руке…

– А огурец в правой, – подсказал Мишаня.

– Да поэлегантней, Майкл, поэлегантнее.

– Быстрое питание облегчает понимание. Палыч, ты попробуй, какая у них капуста, прямо тает во рту.

– Капуста, уважаемый Мишаня, тут рядом не лежала. Это кочанный салат. Вы кушайте, кушайте. Гарниры здесь бесплатные, и так называемый кофе можно пить от пуза. Повтор по-здешнему называется рефилл. Не торопитесь, у нас ещё целых две минуты. Как говорится, быстро ходи, медленно ешь – и перевалишь столетний рубеж. Всё, время.

Мы вышли на улицу.

– Итак, друзья, пригород Вашингтона Роквилл находится в получасе ходьбы от самой столицы. Американцы предпочитают жить в таких вот зелёных зонах.

– И я бы здесь пожила, – вздохнула Лена. – Воздух, как на курорте, а лужаек сколько…

М-да, подумалось, и никто ведь даже не догадывается. Через полста лет земля и жильё здесь будут стоить жалкие центы. Но хватит о мрачном. Вон, солнышко – знай себе светит, и кузнечики трезвонят безмятежно.

– На случай, если кто заплутает, чтоб вы знали. Вашингтон – логово американского империализма и цитадель мировой демократии. Располагается на восточном побережье Северной Америки. Пойдёте на север – упрётесь в Канаду, а на юге путь перекроет мексиканская граница.

– Палыч, хорош трепаться.

– Да я тревожусь за возможные потери. Хватит с нас Игоря Марковича, что вдруг не в шутку занемог. Есть подозрение, что он пивком здоровье поправляет.

– Зачем вы так? – отозвалась Лена. – Заболел человек. Вам-то хорошо, уже излечились.

– Вы правы. Итак, предлагаю план. Пока не жарко, шлёндаем по Роквилл-пайк, и все попутные шопы будут наши.

Дамы захлопали в ладошки.

– А в самой столице нас ждут Белый Дом и Капитолий.

– А я знаю, почему его так зовут! – сказал Мишаня. – Потому что стоит на капиталистическом холме.

– Так оно и есть, – добавила Лена. – Там собирается американский парламент, именуемый конгрессом,

– И если, – продолжил я, – этот самый конгресс сегодня не заседает, мы полюбуемся архитектурным шедевром изнутри. В отель возвращаемся на метро. Отъезд на конференцию в двенадцать тридцать. Идёт? Единогласно.

Мы вышли на свежий воздух.

– Предлагаю темп аллегро. По-итальянски означает весело, в смысле – быстро.

– Цигель-цигель.

– Мишаня у нас полиглот.

– Да не, я только один ростбиф съел. А вот пивка бы сейчас выпил.

– Потом-потом. Аллегро-цигель. Лена, что такое интересное вы обнаружили на газоне?

– А травка-то – будто наша.

– Так оно и есть, – согласился я. – В логове мирового империализма – русская трава Пырей, овсюг, полевица и такие родные одуванчики. Дурят нашего брата, ох, дурят.

– Уже опухли, – вздохнул подопечный.

– Бедный Мишаня, – посочувствовал я, с укором взглянув на бессердечную Татьяну.

– Да не, Палыч, я про одуванчики.

– А? И правда, опушились.