Требовательные мозолистые пальцы отодвигают чашечку лифчика, моя грудь оказывается под большой теплой ладонью. Наши языки танцуют, тесно сплетаясь друг с другом.

Я стону в губы мужчине, когда он водит центром ладони по соску, превращая его в источник электричества. Оно движется по венам и скапливается между бедер.

И, похоже, этот стон отрезвляет Андрея.

Его губы становятся жесткими и медленно отпускают мои. Я открываю глаза.

— Вика… — хрипло произносит Боголюбов. — Думаю, нам не стоит… — С шумным вздохом Андрей опускает мою футболку и садится, после чего откидывается на спинку дивана. Чувство стыда накрывает меня с головой. Лицо горит огнем, пока взгляд блуждает по профилю мужчины. — У меня и в мыслях ничего такого не было. Просто. Чтобы ты знала.

Ругая себя за то, что натворила, я медленно киваю, чувствуя при этом, что краснею еще сильнее. Вокруг губ ощущается легкое жжение от щетины Андрея. Я провожу по коже пальцами.

— Это ты меня извини, — встаю с дивана. — Я лучше пойду спать.

На самом деле, хочется выбежать из комнаты – настолько мне стыдно, но каким-то чудом я беру себя в руки и медленно ухожу.

Уже в комнате, лежа в постели, пытаюсь проанализировать случившееся. Да что тут анализировать? Я сосалась со своим начальником и позволяла ему трогать себя. Мне хотелось этого.

Бред какой-то.

Совсем недавно я злилась на Клима, считая его озабоченным полудурком, а сама-то… Вешаюсь на шею его отцу, как последняя шалава.

Что теперь Андрей обо мне подумает?

Ведь это именно я инициировала наш поцелуй.

10. Глава 10. Клим

— Вот ты где, — отец находит меня возле вольеров, куда я только что загнал собак, с которыми гонял по лесу. — Как побегали?

— Нормально.

Запирая калитку, я расстегиваю пояс для каникросса.

— Ты долго еще будешь в молчанку играть? Ну что за детский сад? — требовательно интересуется отец.

Я разворачиваюсь к нему лицом, по которому бежит пот. Прямо сейчас мне необходим душ, а не очередная головомойка.

— Я тебя трогаю? — огрызаюсь в ответ и только сейчас замечаю в руке отца нож.

— В смысле? — злится он. — Ты забыл, с кем разговариваешь, сынок? Что за нахер капризы? Почему есть не приходишь?

— Решил выгулять нож? — дерзко ухмыляюсь, пропустив мимо ушей его наезды.

— Ага, можно и так сказать, — криво улыбается он, перекладывая клинок из одной руки в другую. — Если быть точным, это нож для выживания, — отец достает его из ножен и проводит пальцем по обуху, — гражданский аналог боевого армейского ножа шесть на девять, — продолжает он.

— Погоди, сейчас достану свой конспект, — дурачусь я.

— Ты должен меня понять, — помедлив, произносит отец совсем другим тоном. — Ты же знаешь, у меня не было выбора.

Вы снова возвращаемся к разговору о Магеллане.

Я кладу пояс на скамейку и беру бутылку с водой. Медленно откручиваю крышку, подношу к губам и пью жадными глотками так долго, насколько хватает дыхания. После чего выливаю остатки воды на ладонь и протираю лицо и шею.

— Ты его убил, — вполголоса говорю я.

Отец фыркает.

— Называй, как хочешь. — Он тычет в меня пальцем. — Но, если думаешь, что ты у нас один такой жалостливый, то ты нихера не понимаешь! В жизни бывают такие моменты, когда приходится задействовать холодный рассудок.

— Ты за этим меня искал? — спрашиваю я.

— Все, — отрезает отец. — Я больше не собираюсь оправдываться. И приходи обедать, — прищурившись, он рассматривает меня. — Или ты из-за другого гасишься? Все дело в Вике, да? Позавчера она вернулась от тебя сама не своя. Что ты ей наговорил?

Я пожимаю плечами.

— Просто велел убираться отсюда.