– И часто это у тебя красные закуски?

– Последнее время часто. Да нормально всё. Колбаса может. Андрюха какую-то хрень по-дешёвки купил, вот и не зашла.

– Вставай, короче. Иди умойся и надо тут всё прибрать, пока не засохло.

Лариса нехотя послушалась. Встала и, придерживаясь стены, ушла смывать всё лишнее. А я достал тряпку и ведро, налил воды. С подушкой больше иметь ничего общего не хотел. Открыл окно и выкинул её. Если не забуду, потом до мусорки донесу.

Переборов брезгливость сел на колени, опёрся плечом о плиту и принялся вытирать. Вонь стояла страшная, выворачивающая наизнанку. Как бы не привычна она была, легче от этого не становилось. Даже открытое нараспашку окно не могло выгнать мерзкий запах сразу. Лишь минуты спустя дышать получилось полной грудью. Морозная свежесть осенней ночи проникла на кухню и мурашками прошлась по коже.

Лариса вернулась чуть раньше, чем я успел закончить. Бледная, трясущаяся, с опухшим до неузнаваемости лицом. Села на край дивана и зажала руки между колен. Молча следила за мной. Я и без слов понял, о чём она хочет попросить, но опережать отказом не стал.

– Может нальёшь чуток? – решилась она наконец.

– Ларис, серьёзно, заканчивай с этим дело. Ты же убиваешь себя. Не понимаешь разве?

Мне действительно было её жаль. Я не хотел, чтобы она вот так, своими же руками, свела себя в могилу. Конечно не послушает, конечно продолжит. И однажды я вернусь домой, а за стеной не будет звенеть её вульгарный хохот. Он и теперь уже звучит совсем редко, тускло. Но если его вовсе не станет, я буду жалеть.

– Да ладно тебе, Максик. Я брошу. Но попозже. Сейчас это делать нельзя. Врачи не советуют. Ты же уважаешь врачей?

– Уважаю, но наливать не буду. Даже не проси.

Со рвотой я покончил. Понёс ведро в ванну и уже спуская в унитаз грязную воду, понял, какую ошибку допустил. На кухне открылась дверь холодильника. Ни один запрет не способен остановить алкоголика от очередного стакана. Особенно, если для этого надо сделать всего пару шагов.

– Лариса, твою мать! – крикнул я и поспешил обратно.

Злость напрягла нервы, и ноги почти совсем перестали слушаться. Подворачивались, дрожали, пружинили. Падение было неизбежно и уже в коридоре меня повело. Врезался в стену и осел на пол, не в силах удержаться.

– Макс, я чуть-чуть. Только подлечиться. – Лариса не сразу поняла, что случилось. Стояла спиной ко мне и пила водку прямо из горлышка, сербая, словно это газировка. Потом повернулась. – Ой, ты упал что ли? Сейчас, погоди, помогу.

– Иди нах*р!

– Ну не злись. Чего ты? Давай руку.

Она и сама то еле держалась на ногах, но мне помогла. Вытянула за подмышку, прижав к стене.

– Иди домой. Андрей, наверное, извинится хочет.

Я отмахнулся от неё чуть только поймал равновесие. Мне не приятно было её присутствие, хотелось привычной тишины и размеренности.

– Да пошёл он. Пусть перед Жориком своим извиняется.

– Вот иди и скажи ему это сама.

Она не спорила. Знала, что и так виновата. Уж совесть то её точно не покидала даже в дни самых разгульных запоев.

– Спасибо, что пустил на ночь. Правда, спасибо.

Поцеловала меня в щёку и ушла. Оставила отпечаток проспиртованной слюны на прощание.

Бодро начался денёк, ничего не скажешь. Оставалось чуть меньше часа свободы. Я нарезал бутерброды, заварил кофе в турке, как любил. Крепкий, чтобы каждый глоток пробирал и растекался бодростью по телу. Включил телевизор. Там как раз утреннее шоу прервалось на новости шоу-бизнеса.

Один актёр напился и разбил машину за несколько сотен тысяч долларов. Другой купил дворец английской королевы за сорок миллионов. Третий, бизнесмен на этот раз, купил яхту за пятьсот миллионов. И так каждая тема. Они напоминали изощрённое соревнование потраченных состояний. Та самая витрина, за которой видишь лучший товар, пусть в самом магазине и продаются безобразные подделки. Зависть я испытывал редко, но от подобных новостей всё же закрадывался вопрос: «а чем я хуже?».