Но больше всего не хотел я, чтобы исчезала сама Таня. С её губами и носиком, с острым подбородком настолько изящным, что приклонился бы и величайший творец. В конце концов с её большими, голубыми глазами. Я взглянул в них на прощание. Терять мне было уже нечего. Самое отчаяное, что мог я сейчас придумать, требовалось осуществить немедленно. Иначе будет поздно.

– Прости. – шепнул я и впился в её губы поцелуем. Пускай она исчезнет, превратится в ещё одну историю для ненаписанного дневника, но на последок я должен был запомнить вкус её дыхания.

Она попыталась увернуться, но было поздно. Волна накрыла нас и ничего не стало.

Я целовал подушку.

Шершавую, бездушную подушку. На тумбочке надрывался будильник.

Я потянулся выключить его, но спастика скрутила мышцы, дыхание перехватило. Обычное утро. Ничего нового. Но я, по крайней мере выспался. А Таня мне не снилась уже очень давно…

Спастика отступила и я снова потянулся к будильнику. На этот раз удачно. Звонок ещё на несколько секунд задержался в ушах, но постепенно стих. Тишина вернулась и чертовски сильно хотелось опять уснуть. К тому же утро по-осеннему задерживалось и на улице, в ночной тишине, застыла темнота. Только через час, как по мановению волшебной полочки, зазвучит хор будильников, зашаркают спросонья тапки, закашляют и зашмыгают соседи. Вспыхнет сотнями квадратов дома и пробудят наконец прохладное, оранжевое солнце. Но я не ждал. Меньше всего хотелось опоздать на работу и получить очередной штраф.

Я всегда вставал гораздо раньше, чем мог бы. На сборы, чтобы не спешить и ничего не забыть, выделял два часа. Иногда не хватало и этого. Первые шаги приходилось делать через силу и часто отдыхать. Пока оденешься, умоешься, уже пролетит первый час. Кофе с бутербродами и новости из жизни знаменитостей съедали второй так же незаметно. А дальше такси и работа. Скучно и однообразно, день за днём. Но что поделать?

Нащупал в темноте выключатель, отбросил одеяло и встал. Только в коридоре заметил, как квартиру пропитал кислый, резкий запах рвоты. Когда-то давно он и не покидал этих стен. Частенько я просыпался, измазанный в содержимом собственного желудка. То ли выпивку мы покупали совсем уж дрянную, то ли организм её больше не принимал. Скорее всего и то, и другое. А сейчас это напомнило о вчерашней гостьи.

Вместо ванной завернул на кухню. Как и ожидал, Лариса лежала там в луже кремового цвета. Будто тарелка сырного супа вылилась на неё ночью, а она и не заметила. Дело обыкновенное. Но насторожили меня алые вкрапления. Будто сырое мясо или малиновое варенье. И лучше бы это была несъедобная закуска, но я точно знал, что это не так.

– Ларис, слышишь? Ты как? Просыпайся? – спросил я так громко, как мог. Боялся, что она умерла и пытался перекричать свой страх.

Что мне тогда делать? Вызывать полицию, отвечать на вопросы. А вдруг они решат, что я её отравил? Точно! Она же выпила ту водку. Из моего холодильника. Вдруг за полгода она испортилась? Неважно, что крепкий алкоголь не портится со временем. Я изначально сомневался в его качестве. За сотку вряд ли продадут что-то хорошее.

Но Лариса пошевелилась и облегчение приятным покалыванием растеклось по телу. Она нахмурилась, нехотя открыла глаза. Произнесла, пережёвывая каждое слова до неузнаваемости:

– Макс, ну чё ты так орёшь?

– Тебя кровью стошнило ночью. Ты как себя чувствуешь?

– Как с похмелья я могу себя чувствовать? Чё за тупой вопрос?

– Кровью, Лариса. Ты слышишь?

– Бл*ть. Хватит орать! Это не кровь. Может просто закуска такого цвета.