- У вас курятника нет, одна крыша, - сказала я. – Зимы здесь холодные? Не боитесь, что курицы передохнут?

- Куриц забрали бы домой.

- Вот уж нет, - отрезала я. – Не хватало ещё куриц дома. Устроим их в голубятне. Лазать туда, конечно, не очень удобно, но можно поставить жаровню, будет тепло. Может, куры даже зимой станут нестись.

Я сама не заметила, как стала рассуждать так, словно собиралась зимовать в Тихом Омуте. А что, если придется?.. От одной мысли у меня мурашки по коже побежали. Нет, спасибо. Я хочу домой, к цивилизации, где горячая вода и туалет с удобствами…

- Жаровни нет, - старуха вернула меня из мечтаний о том мире в реальность этого.

- А вот это – уже проблема, - признала я. – Нам нужны жаровня, теплая одежда и мука, чтобы хоть лепешек испечь. Есть яйца каждый день – так себе перспектива, - я заметила недовольный взгляд мамаши Жо и поправилась: - Приедается - яйца каждый день. И вообще, смешно, что на мельнице муки нет.

- Запусти жернова, если такая умная, - огрызнулась она и пошла собирать просохшее белье.

Я осталась во дворе, задумчиво глядя на синюю гладь озера. Вдруг я здесь надолго? На зиму? На год? Вдруг долго не смогу найти дорогу назад? То, что не смогу быстро – я в этом даже не сомневалась. Потому что не известно как я сюда попала – случайно или по чьей-то воле. Если случайно, то глупо лезть обратно в озеро, чтобы отыскать портал между мирами. Если по чьей-то воле – то потребуется время, чтобы этого кого-то найти.

А зима, между прочим - не шутки. Это тебе, Светочка, не в городской квартире с центральным отоплением на снежинки за окном любоваться. На секунду мне стало страшно и тоскливо. Я снова посмотрела на свои руки и спрятала их за спину, чтобы не огорчаться лишний раз.

- Эй, хозяйка! – раздался позади меня грубый хриплый голос. – Не передумали? Пока предложение в силе – десятка серебром!  

Я оглянулась, сообразив, что зовут именно меня (Эдит, конечно же, Эдит! но что поделать, если мы с ней уже сроднились?), и обнаружила, что возле покосившейся низкой изгороди, в проеме, где выломаны доски, стоит крайне неприятный тип. Ему было лет сорок на вид. Был он хмурым и рыхловатым, с красными толстыми щеками и маленькими пронзительными глазами, с жидкими черными волосами на висках и макушке, с кустистыми бровями, и ещё он грыз зубочистку, перекидывая ее из одного угла пухлогубого рта в другой.

Одет он был просто, но во все новенькое, а сапоги просто ослепляли блеском. Он хотел молодцевато перепрыгнуть через забор, но живот помешал, и, позорно провалившись на этом испытании, тип с зубочисткой поступил проще – пролез в дыру в заборе и встал своими блестящими сапогами прямо на  луковую грядку.

Этого нельзя было стерпеть, особенно, если учесть, что лук был почти единственным средством существования на этой обнищавшей мельнице.

- Хозяйка… - вальяжно начал тип с зубочисткой, но я совсем не вальяжно его перебила.

- Эй, дядя! – прикрикнула я, потому что каблуками с набойками он давил луковицы, как гнилую картошку. – А ну – шаг в сторону! Не видишь, у меня тут огород?

- Огород? Это? – процедил он, но с грядки сошел и брезгливо вытер сапоги о траву. – Что с продажей, хозяйка? Вы подумали? Повышать цену больше не буду. Провороните – мельница уйдет за бесценок.

На новеньких штанах была мучная пыль, и я догадалась, что, скорее всего, это был тот самый графский мельник, который устранял конкурентов. Который не дает за мельницу настоящей цены.

Конечно, продать её было бы лучшим решением. Продать и купить домик с нормальным огородом и каким-нибудь фруктовым садиком, если здесь растут фрукты – с этим и справиться легче, особенно – женщине. Особенно – если она из другого мира и только вчера носила маникюр, а землю видела только в цветочном горшке на окне. Продать можно, но я понятия не имела о расценках в этом мире. Наверное, десять серебряных монет – это очень мало. Десять монет – это десять месяцев аренды, и то – не жилья, а земли. А мамаша Жонкелия сказала, что граф ссудил эту землю совсем даром.