Постройки во дворе никуда не годились. Причем, я видела, что доски на курином вольере и на коровнике были новыми. Но глядя на них, создавалось впечатление, что над Тихим Омутом пролетел ураган с нежным именем. Неужели всё это устроили эти самые… моргелюты? Зачем им ломать постройки?.. Пытались забраться в дом?.. Если у них такая силища…
Мои страхи развеяла Жонкелия.
- Топить-то чем-то нужно, - пояснила она, - ведь за дрова тоже надо платить. Здесь в округе валежника мало, а свалить дерево – это женщине не под силу. Да и нельзя здесь рубить деревья, пока земля принадлежит графу Фуллартону. Он сразу заметить и штраф затребует.
- Кто такой этот Фуллартон? – спросила я, когда полезла осматривать голубятню позади коровника, а Жонкелия осталась внизу, придерживая лестницу. – Богатый бездельник? Молодой или старый?
- Скорее – молодой, - рассказала старуха. – Но он не бездельник. У него тоже мельница. Не на этом озере, а по ту сторону Тихого Омута. Пока был жив Бриско, туда ездили только из города, кто не знал про нас, а местные все мололи только здесь. Граф очень из-за этого злился. Но Бриско исправно платил налоги и аренду, поэтому придраться было не к чему. Зато теперь графский мельник жирует. Все ездят только к нему.
- Правильно, конкурентов-то теперь нет, – я с трудом открыла рассохшуюся дверь и заглянула внутрь голубятни. – А почему ездили на вашу мельницу? Ваша мука была лучше?
- Мука была лучше, и мололи мы быстрее, - объяснила Жонкелия. – Бриско сделал запруду, и колесо вращалось, как сумасшедшее. Жерновов у нас всего два, но они большие. И тяжелее, чем на графской мельнице. А сейчас… всё стоит.
Голубятня была пустая, только ветер гонял по углам пыль, листья и сухой птичий помет. Вдоль стены располагались двенадцать насестов, но я не увидела ни клеток, ни ящиков с травой, чтобы птицы могли вить гнезда. Окно было открыто и зафиксировано палочкой-держателем. В нем единственном сохранились стекла. Будто голубятня ждала, когда ее обитатели вернуться.
Я припомнила, что голубятня в глухие века средневековья была привилегией дворянства. Поэтому мне показалось вдвойне странным, что мельник Бриско устроил голубятню возле своего дома. Хотел похвастаться достатком?
- А где голуби, мамаша? – крикнула я сверху.
- Не было голубей, - ответила старуха, задрав голову. – Бриско не успел их завести.
Не успел завести, а птичий помет по углам откуда? Может, дикие птицы залетали? Но зачем тогда держать открытым окно? Не найдя ответ для этой загадки, я спустилась на землю, и мы с Жонкелией отправились в огород.
Голубятня стояла позади всех построек, у самой кромки леса, а огород старуха разбила рядом с мельницей, чтобы легче было таскать на грядки ил для удобрения и воду для поливки.
Честно говоря, более жалкого огорода мне ещё видеть не приходилось. На кривых длинных грядках уныло торчали зеленые перья репчатого лука. Я вырвала пару головок – крупные, но тот самый сорт, который горький и острый. Лучше бы посадили что-то вроде сладкого крымского лука. Его хотя бы можно есть просто с хлебом. А этот лук хорош только для приправы мяса.
Больше в огороде ничего не уродилось, а что было – Жонкелия с моей предшественницей выдрали до последнего корнеплодика. И свеклу, и репу, и капусту.
- Да, не густо с урожаем, - признала я, оглядывая грядки. – И как вы планировали протянуть на таких запасах зиму?
Жонкелия посмотрела на меня хмуро, и я со вздохом переиначила вопрос:
- Что есть-то собирались зимой?
- Что есть – то и собирались, - огрызнулась она.