Дверь всё же нашлась. Она была деревянной, с широкой щелью у пола. В латунном замке торчал простенький ключ, какие часто продаются на блошиных рынках, а к ключу красной ниточкой была привязана деревянная бирка. И на бирке были выжжены цифры.

Поморгав, я потёрла кулачками глаза, подскочила к комоду, схватила кувшин и плеснула водой себе в лицо. Не помогло. Я по-прежнему находилась в неизвестной мне комнате, одна, без денег и даже без телефона и к тому же одетая в чужую белую сорочку, доходившую мне до щиколоток. В таких сорочках барышни отходили ко сну если не сто, то двести лет назад точно. Но я-то живу в двадцать первом веке и любовью к старине страдаю только в отношении особняков, стены которых поросли плющом, окна затянуло паутиной, фонтан у парадного крыльца забило травой и листьями, а комнаты полны антикварной мебели.

Не зная, что и подумать, я бросилась к окну – непривычный шум с улицы должен был прояснить происходящее. Но не успела я прильнуть носом к мутному стеклу, как в дверь вежливо постучали и приятным голосом поинтересовались:

– Мисс Харт, вы проснулись?

Получается, кто-то ещё знал, что я нахожусь в этом странном месте. Но если меня здесь держат силой, то к чему манерность? В ситуации хотелось разобраться как можно скорее. Иначе я норовила вот-вот сойти с ума, если ещё не сошла. А если сошла, то вернулась бы в прежнее состояние и сошла с ума снова, но уже с удвоенной силой.

Отскочив от окна, я на цыпочках прокралась к двери и прислушалась. В коридоре было тихо, и только часы били где-то далеко, и надрывалась механическая кукушка.

Острожно повернув ключ в замке, я приоткрыла дверь и… снова удивилась. Передо мной стояла дама, одетая в строгое платье кофейного цвета. Оно доходило даме до пят, а его рукава и ворот были отделаны молочно-белым кружевом. Бежевый передник был идеально чист и завязан на спине не каким-нибудь простым узлом, а крупным бантом, что добавляло даме важности и делало её очень похожей на гусыню. Русые волосы были аккуратно уложены и спрятаны под таким же бежевым, как и передник, чепчиком. И единственным украшением на даме была янтарная брошь, камень в которой был крупным, бледно-желтым, и в самом его центре был навечно замурован комар.

– Мисс Шарлотта Харт? – вежливо поинтересовалась дама. – Простите, что беспокою, но меня просили зайти к вам ровно в полдень и передать это.

Дама, усиленно притворяясь, что мой растрёпанный вид её ничуть не удивил и не покоробил, протянула мне сложённую вчетверо и запечатанную сургучом бумагу. То, вероятно, было письмо, адресатом значилась я, а вот местом получения… гостевой дом «Три ключа».

– Гостевой дом? – пробормотала я. – Это, что же, отель? Так я нахожусь в гостинице?

Я вопросительно посмотрела на даму. Та недоуменно моргнула, как будто с ней разговаривали на непонятном ей языке, одернула передник и ответила невпопад:

– И не забудьте про саквояж. Вы его вчера перед сном так и не забрали у портье.

Саквояж? Чем дальше – тем чудесатее.

Дама вытянула вперёд руку и передала мне кожаную сумку среднего размера, набитую до отказа. К золоченому замочку была прикреплена деревянная дощечка, и на дощечке было выгравировано моё имя.

– Желаю вам хорошего дня, мисс Харт. И буду рада вновь видеть вас в «Трёх ключах», – услышала я и не успела опомниться, как моей собеседницы и след простыл. Однако её голос можно было ещё долго слышать где-то за поворотом: громко отчитав кого-то за пятно на рукаве, она принялась выражать недовольство по поводу утренней выпечки.