Телега мерно поскрипывала, перекатываясь по ухабистой укатанной дороге. Сундуки покачивались на дне, и Антонина поглядывала на них в тревоге, ожидая, когда подломятся редкие тонкие доски, между которыми зияли щели – руку просунешь. Но телега держалась, а хозяева остальных вещей проявляли изрядное легкомыслие к их судьбе.

Достопримечательностями и красотами Ново-Мариинск не баловал, особенно на взгляд уроженки столицы, привычной к классическим линиям дворцов, статуям, мостам и великолепным паркам. Каменные дома оказались позади, в другой части города, золочёные купола тускло поблёскивали на малом островке по правую руку, а вокруг горстями рассыпались почти чёрные домики, поднятые над землёй на сваях.

Немного привыкнув к этому виду, Антонина отметила, что избушки кажутся утлыми только в сравнении с привычными городскими пейзажами. Одни и правда маленькие, жалкие даже, перекошенные, проседающие, неуклюже подпёртые жердинами, но другие – почти хоромы. Кое-где в два этажа, с пологими сходнями от запертых ворот, большие, крепкие и надёжные, пусть и потемневшие, и с маленькими подслеповатыми оконцами.

– А для чего нужные такие скаты? – обратилась Бересклет к этнографу. Первым в голову пришёл гараж, но она не сомневалась, что там держат нечто куда более древнее. Вряд ли в этих краях видали такого диковинного зверя – автомобиль.

– Под лодки, нарты, телеги, всё подряд, – охотно ответил тот. – Тут, когда полвека назад обживались, с умом к делу подошли. Многое от поморов с Беломорья взяли, другому у чукчей научились, до чего-то своим сами дошли, по опыту. Это же не первое поселение здешних краёв; если выше по реке подняться, несколько посёлков будет, и дальше на запад. Только сто лет назад в этих краях больше ссыльные жили, тяжело и худо, по зиме голодали страшно. Сейчас-то и ссыльные тоже есть, – он кивнул в сторону дальнего берега, – но всё же не они одни.

– Ссыльные? – насторожилась Антонина. – И вы притом удивляетесь, зачем я здесь со своей специальностью?!

– Ссыльный ссыльному рознь, душегубов лютых нет, ворьё да дурьё, как оно себя называет – политическое. Да и посёлок их на том берегу своими порядками и своим умом живёт. К тому же ну обчистит кто дом того же градоначальника, и куда с добром награбленным подастся? В тундру? Я тут два раза зимовал уже, всякое было, не стану врать, как в любом людском городе. И воруют, бывает, и драки, с поножовщиной даже. Чукчи – народ горячий, подраться любят, да и горожане не тетёхи, суровый люд. Но это же другое.

– Отчего же? Мёртвому разницы нет, в драке ему голову разбили или яду подсыпали.

– Мёртвому – да, а живому – есть. Исподтишка тут не убивают, кошель на базаре не подрежут – не только базара, но и ловкачей таких нет. Всё… проще как-то, что ли. Если и случится что, почти сразу ясно, кто виноват. Может, не всегда, но у полиции не много работы… Так, вот мы и прибыли!

Поскольку каменные дома сразу остались позади, Антонина не надеялась всерьёз, что полицейское управление обнаружится в каком-то солидном, достойном строении. Да она вообще не задумывалась о том, куда именно едет! Но, видимо, в глубине души оставалась некая робкая неоформленная надежда, потому что при виде очередной тёмной избы, неотличимой от соседних, девушку настигло глубокое разочарование.

Сравнительно небольшой, но крепкий домик не имел даже таблички, и если бы телега не остановилась возле него, Антонине и в голову не пришло бы искать здесь рабочее место служащего в солидном чине – всё же полицейский исправник, не городовой. Те же сваи, те же маленькие оконца, тот же скат, ведущий к воротам, распахнутым настежь. На маленьком и пустом дворе возился единственный мужчина, который лопатой грузил в тачку уголь из большой груды.