Устало оглядываясь назад, Антонина ощущала стыд и неловкость за свою слабость, пораженческие мысли и несамостоятельность. И то обстоятельство, что она девушка, а не сильный мужчина, совершенно не оправдывало: требуя к себе равного отношения в соблюдении прав, лицемерно уклоняться от обязанностей.

Но стыд не прибавил решимости и отказаться от помощи не заставил. И к лучшему, потому что вымотанная качкой, бессонницей и голоданием Антонина непременно растерялась бы в порту среди незнакомых лиц и непривычных пейзажей. А так достаточно было стоять там, где велел оставаться Георгий Кузьмич – именно так рыжего усача называл ученик Алёша, – и ждать.

Зала ожидания тут, конечно, не водилось: весь порт состоял из нескольких складов, крытых ржавой жестью и оттого страшно обшарпанных на вид, облезлой и закопчённой угольной гарью избушки – управления порта, куда не пускали посторонних, и пары кранов на могучих бетонных тумбах, напоминавших усталых бурых птиц неведомой породы. Укрыться от непогоды и согреться оказалось негде, но многоопытный этнограф выбрал место возле глухой стены одного из строений, защищавшей от ветра.

Вскоре рядом с Бересклет поставили её же собственный чемодан и пару дорожных сундуков, принадлежавших этнографам. Следом возник направленный охранять помощник, а там подоспела и найденная где-то поблизости от порта телега. Георгий Кузьмич не впервые оказался в Ново-Мариинске, знал местные порядки и городок, так что у него поиски транспорта не вызвали затруднений.

Вид этого транспорта стал очередным потрясением для Антонины, которая на несколько мгновений лишилась не только дара речи, но забыла даже о холоде и усталости. Грубую дыроватую телегу тянул за собой приземистый косматый зверь, в котором девушка не столько опознала, сколько угадала оленя, и пока мужчины вместе с извозчиком грузили багаж, пыталась договориться с собственными глазами и поверить им. А поверив – не пялиться слишком уж откровенно на извозчика и постараться привыкнуть к его невнятному говору. Болтал он на русском, отдельные слова и короткие реплики разбирались без труда, но в беглой речи из-за акцента сливались в сплошной неразборчивый поток.

Рыжий усач-этнограф, однако, всё отлично понимал и с удовольствием поддерживал оживлённую беседу. Он не был здесь пару лет и теперь увлечённо расспрашивал обо всех изменениях.

Выглядел местный житель тоже очень непривычно, но подобных лиц тут хватало – с раскосыми глазами, широкими скулами и тёмными волосами. Он охотно улыбался, показывая тёмные от табака, но крепкие зубы, и Антонина никак не могла понять, какое впечатление производит это лицо. Оно не казалось неприятным или отталкивающим, но было настолько чуждым, что воспринималось не принадлежностью обыкновенного человека другой расы, а казалось удивительной диковинкой.

– Антонина Фёдоровна, а вам-то куда? – опомнился Георгий Кузьмич.

– Адмирала Лазарева, тридцать шесть. – Этот адрес Бересклет за время пути затвердила как Отче наш, мысленно повторяя его про себя, словно заклинание, будто эти слова имели силу ускорить путь и помочь в тяготах пути.

– Какомэй! К Умкы? – ещё больше оживился извозчик.

– Погодите… Умкы? Это в полицейское управление, что ли, к исправнику Березину? – понятнее удивился этнограф, помогая девушке взобраться на телегу.

– Да, я там служить буду, – ответила Антонина, устраиваясь на сундуке и пряча ладони в рукава. Она очень надеялась, что у малого размера города найдётся немалое достоинство: недолгий путь до полицейского управления.