– Хотите – вы живите! Ясно – не просто так… Избу вам дадим, снедь, прочее… Всю эту купу – отработать надобно будет. Хозяин, вишь, новую конюшню строить затеял, да частокол менять – руки нужны… Три лета проживете – заработаете, уважаемыми людьми станете, а уж дальше сами решайте – тут оставаться аль податься куда…

Сладко пел тиун, ох как сладко. Ребят тянул в кабалу без зазрения совести, Михаил даже почувствовал себя неловко – жалко парней стало. Хотя, с другой стороны – оба изгои – ну куда им деваться? К сильному не прибьешься – сгинешь!

Быстро переглянувшись, парни кивнули и посмотрели на Мишу.

– Согласны, пожалуй.

– Только не на три лета… на одно для начала, – предупредил Михаил.

– Хо… – тиун явно замялся. – Так это… про лето-то я так сказал, просто… Не на срок – за купу работать будете, коли согласны?

– А за что купа-то?

– За пожилое. За избу, за снедь… Сговоримся!

Сговорились, куда уж. Две гривны хозяину должны были возвернуть – в служебном эквиваленте вестимо. Как сказал тиун:

– Сколь на что наробите.

Две гривны серебра – около четырехсот грамм… Интересно, сколько это человеко-дней будет? Или – человеко-лет?

– Смотря как робить, – Ефим нетерпеливо сплюнул. – Втроем конюшню к осени сладите – вот вам, считайте, полгривны. Робяты, лучше нигде не найдете… По рукам?

– По рукам, ладно…

Парни уже давно мысленно согласились – хуже-то уж не будет – куда? Чем изгоем, которого всякий обидит, так лучше уж под сильной рукою – всяко, в голоде не помрешь, а уж работы только лентяи боятся! И жилье, опять же, имеется, и снедь – полный, так сказать, пансион. С этой стороны, не так-то уж и худо жилось зависимому люду, тем более, в богатых-то усадьбах да вотчинах. Однако ж – с другой стороны – воли своей нет, что хозяин скажет – то и выполняй.

Кстати, этот вот тиун, Ефим… он ведь тоже не вольнонаемный – по ряду-договору служит – рядович. Миша с парнями – за купу закабалились – закупы. А еще были пущенки, прощенники, задушные люди, обельные холопы, челядь… Ой, много кого… И кто только о них не писал в свое время: Греков, Тихомиров, Мавродин, Фроянов, Зимин… Михаил еще на первом курсе сдавал монографии… зачетом. Ну, тогда, по молодости-то, социально-экономические структуры его мало интересовали, больше – политика да война.

В общем, сговорились. Тиун только глазом моргнул молодому парню-привратнику, тот живо с улицы видоков привел – свидетелей, людей незаинтересованных, свободных – молотобойца и ученика ювелира. Ну, вот и сладились…

Михаил потянулся:

– Ну, так что – мы в свою избу пойдем, время позднее…

Тиун уже давно потерял весь свой приветливый вид, осклабился:

– Э! На молитву сперва, нехристи! Потом уж – в избу.

– Да, и насчет снеди…

– Какая же вам снедь, коли вы еще ничего не заробили?

Вот она, классовая сущность боярского прихвостня! Правы были Маркс с Энгельсом, ах, как правы – Михаил теперь убеждался в этом на личном примере.

– Что ж нам теперь, с голоду помирать?

– Так в корчме ж только что ели! – вполне справедливо возмутился Ефим, впрочем, немного подумав, тут же смилостивился. – Ин ладно, после вечерни зайдете на летнюю кухню… Марфа, челядинка, что-нибудь сыщет вам… А завтра с утра – пожалует и боярин-батюшка.

Боярин-батюшка… Вон оно теперь как!

В церкви Мише не понравилось – душно и народу полно. Дьячок быстро читал что-то непонятное тихим гнусавым голосом, собравшийся народ его не слушал – толкался, что-то обсуждал, иногда даже – тихонько, но без особого страха – смеялся. И не сказать, чтоб это все были какие-нибудь, не приведи господи, атеисты – молились вполне истово, крестились с размахом, кланялись – вот-вот лбы расшибут. А вот как-то в Святое Писание не вникали. Или это дьячок слишком уж тихо читал?