«День только начался, а я уже хочу напиться!»

Узнай они – и Селио, и эти крестьяне – о существовании болезней, которые не трогают плоть, но заражают душу, вероятно, сильно удивились бы. Истинные кошмары таились не под пыльными половицами или в темных чуланах, а там, откуда их куда как сложнее было выгнать. В головах.

Я нашел перевертыша у злополучной реки Ветхи. Недалеко крутилось колесо водяной мельницы, разнося по округе противный скрип трущихся друг о дружку деревяшек. Ледяной поток кусал камни, врезался в потемневшие зубчики, заставляя деревянное сердце биться.

Здесь не смогли бы обосноваться русалки, любящие тишину, уединение и горячие ключи. Здесь также не стал жить водяной, иначе с приходом зимы Ветха заледенела бы целиком, создав лучший покров для его сна. Это была самая обыкновенная мирная река.

Я встал рядом. Селио не мигая смотрел на проплывающие мимо ветки и куски льдин. Позади, на приличном расстоянии от нас, взволнованно топтались жители деревни, и они всё прибывали. Видимо, ожидали каких‐то особых чудес.

– Неподалеку есть мелководье, где‐то с пару локтей шириной, – тихо, чтобы другие не услышали, сказал волк.

– Хочешь сходить поплавать?

– Нет. Я там порылся… В общем, не зря люди думают, что проблема именно в реке.

Мы отправились вниз по течению, раздвинув колючие кусты, и вскоре набрели на протоптанную полянку. Снег вокруг украшали вкрапления упавших синих ягодок можжевельника. На мелководье вода оказалась взбаламучена из-за того, что мой напарник успел и там порыться.

Подойдя ближе, я оторопел. В многочисленных ямках лежали чьи‐то останки.

– Остальные части пропавших животных! Все, кроме голов! – объяснил Селио, лапой убрав часть земли. – Вот кошачий хребет, старый. А вот подальше лежит лучевая кость. На ней даже мясо сохранилось. Судя по размеру, крупный был кобель. Я подсчитал: около семнадцати захоронений, все сделаны в разное время. Видишь разницу в степени гниения?

– Угх!

Я задрал голову, постаравшись унять дурноту. Селио‐то, конечно, все равно. Он хищник, ему эти несчастные зверюшки все равно что напоминание о трапезе. А я ненавидел мертвечину, хоть и учился когда‐то на знахаря.

– Как ты их нашел? – Хотя ответ был очевиден. И я не очень хотел его услышать.

– По запаху того… той… Это место пахнет девчонкой.

– Это еще ничего не значит.

– Ты ее видел, она ненормальная! Стоило мне посмотреть на нее, и… Там капкан, Ваня. Даже тьма бездны не сравнится с этим взглядом. Невидимые челюсти сомкнулись и отрезали меня от остального мира. Я никогда подобного не испытывал.

– Селио, ты же не думаешь, что вместо Беляны в деревню пришел бес? – Пришлось опуститься на колено, чтобы быть с напарником на одном уровне. – Местные жители, понятное дело, дремучие, но мы‐то с тобой из столицы. И знаем, что каждый монстр из Владимирского бестиария был кем‐то когда‐то выдуман. Пойми, девочка больна, причем серьезно! Но даже это не дает нам повода обвинять ее в живодерстве!

– А что скажешь о птицах? Они по-настоящему исчезли. Я не слышу ни единого животного звука, округа опустела на многие версты! – Шерсть на загривке волка вздыбилась. Он со злобой поглядел в сторону покосившихся домишек. – Ты говоришь, что тот ребенок болен. Но родители девочки до последнего времени не замечали за ней странностей. Разве можно заболеть так внезапно?

– Представь себе. Вот я однажды видел, как на ярмарке утка несла вместо яиц шелковые платки. Думаешь, там тоже была замешана волшба? – сам говорил-говорил, а память, будто назло, утекала в прошлое, вытаскивая из закромов давно забытую картину детства. Радуга на фоне белоснежной скатерти…