– Тут даже лики предков оказались бессильны. Воет она, как будто пытают. Все стены внутри исцарапала, – сказала Года. – Мы думаем, мучает ее кто‐то. Не отпускает. На ниточку подвесил и дергает изредка.

– Животные пропадать перестали? – поинтересовался я. – В смысле, когда девочку заперли в амбаре.

– Это да. Ну так их и не осталось больше. Последний кот, и тот на капище живет. А тебе зачем, почтеннейший колдун?

Я промолчал, подумав о своем. Дикие нравы, сливаясь с суевериями, порой порождали страшных тварей.

Года с нами не пошла: отворила дверь и сделала приглашающий жест. Внутри царили полумрак и духота; вдоль правой стены стояли лики Рода – мрачные фигуры предков. В самом темном углу валялся грязный сенник, забитый травами, на котором лежала скованная по рукам-ногам Беляна. Тут же, рядышком, стояла одинокая плошка с водой.

Девочка молчала, только всхлипывала.

Ее одели в сарафан из холщовой синей ткани. В волосах торчали засохшие цветы, некоторые даже с корнями.

Мы приблизились. И я вдруг всей кожей ощутил ужас Селио. Когда долго работаешь с кем‐то в паре, невольно учишься улавливать его настроение.

Пленница резко затихла, уставилась на волка, и тот заскулил. Спустя миг у его ног образовалась лужа, Селио жалобно завизжал и молнией выскочил из амбара, оставив нас наедине.

– Ты кто? – спросила Беляна, переключившись со светящегося прямоугольника проема на мой вычурный ведьмачий наряд. Радужки ее голубых глаз украшала паутина лопнувших капилляров.

– Иван, – честно ответил я.

– Иван-царевич? Или Иван-дурак?

– Просто Иван.

– Так не бывает, – хихикнула она. Хотя еще секунду назад лицо было залито слезами. – Просто Иван, просто дурак…

Я опустился на колени. Прощупал слабое биение пульса на запястье, быстро отогнул веко, удивившись тому, насколько сухая у пленницы кожа.

– Лучше скажи мне, а ты кто?

– Разве эти дурни не сказали? – удивилась Беляна. Она приподнялась на локтях, отчего хрупкое тельце изогнулось еще неестественнее. – Я нелюдь, нелюдь я!

– Разве темная сила выберет себе тело маленькой девочки? Не логичнее бы было стать кем‐нибудь большим и сильным? – улыбнулся я.

– А ты много темной силы на своем пути встречал?

– До этого – ни разу.

– Так я первой буду!

Хохот, вырвавшийся из ее глотки, напомнил грохот падающих горшков, раскаты грома и тут же перешел в сдавленное бульканье. Подобное поведение лишь укрепляло мою веру в то, что в случившемся не было никакой магии.

– Беляна, ответь-ка мне… это не ты животных истязала?

– Кошек и собак, что ль?

– Их самых.

– Ненавижу, – задумчиво пробормотала она. По подбородку девочки потекла слюна. Светлая головка стала раскачиваться. – Ненавижу их, особенно кошек. Твари гадкие, знают, что мы идем. И твоя псина такая же.

– А какая ты нелюдь? Кикимора, а может, домовой или игошка?

Я решил сменить тему разговора. Она фыркнула.

– Все‐таки ты Иван-дурак. Молоденький и глупый.

– Пускай так, зато дураки никого не обижают. Ну а тебя обижали? С тобой что‐то произошло в лесу?

– Сними печать – все расскажу да покажу. – Беляна вновь расслабилась.

Нагнувшись, я разглядел на ее шее домотканую ленту с красными узорами из птиц. Такие матери и бабки обычно вышивали для защиты детей. Места, где она плотно обхватывала девичью кожу, покраснели. Просунув несколько пальцев под ткань, я ослабил давление. Из груди Беляны вырвался вздох.

– Вот так, хорошо. Давай же! Еще чуть-чуть, и скоро я смогу вылупиться!

«Нет, ну что за глупости…» Ощутив укол раздражения, я отдернул руку, встал и неспешно направился к выходу. Вслед мне летели ругательства, стоны и хихиканье. Года ждала снаружи. Она с облегчением поцеловала амулет, который достала из-под одежды, и сказала, что видела моего волка улепетывающим прочь из деревни.