– Перестань, – поморщился я. – Из-за таких вот способностей нечисти люди и начинают верить в чары, проклятия и прочую ерунду.

– Так гораздо удобнее. Ты хоть раз пробовал жевать еду с пола? – Волк неохотно проглотил последнюю луковку и стряхнул личину, как собаки стряхивают воду с шерсти. – Твоя затея едва не испортила мне аппетит.

– Ну-ну, я вижу.

– Не смешно. Ты хоть знаешь, как тонко чувствуем мы, перевертыши? Тот крик не живому существу принадлежал. Я глаз не сомкнул. Клянусь, здесь творится какая‐то бесовщина.

– Ты слишком впечатлительный, мой друг, но тут я с тобой согласен. Ничего хорошего не выйдет. Побудем здесь день-другой, затем вернемся в Белый город, подальше от необразованных деревенщин.

Я невольно покосился на перстень. Он остался лежать на прежнем месте, ослепительно дорогой в сравнении с потрепанным ремешком и скромным убранством комнаты. На деньги, вырученные от продажи украшения, мы могли бы безбедно жить несколько лет.

– Ванька! Ты не слушаешь!

Жесткая пасть вцепилась в воротник, сдернула с кушетки и вжала в холодный пол. Волк мотнул лобастой головой несколько раз, собрав мною пыль. Пожелай он моей смерти, она бы мгновенно пришла. Но Селио потрепал аккуратно и только обслюнявил кожу.

– Надо уходить. Я тебя очень прошу, – с нажимом сказал он, разжав челюсти и заглянув мне прямо в глаза. – Тут все неправильно. Мне… страшно.

«А вот это что‐то новенькое».

Однажды мы нарвались на последователей Холодной мамы, которые молятся о нескончаемой зиме. Но даже эти кровожадные безумцы, что пытались снять с нас кожу во имя вечной зимы, не смогли запугать гордого оборотня-перевертыша.

– Что случилось? Только не говори про чутье. Мы облазили половину деревень вокруг барьера берегинь. Нигде и намека на волшбу не было!

– Разве жители Фензино кажутся трусливыми? Их, по-твоему, легко напугать? – рассердился волк. – Они живут на границе с Кумельганскими лесами! Здесь не ходят дозоры богатырей или княжеские сотни!

– И? Чудовища их не пугают, а вот люди… Люди намного страшнее.

– Не способен человек сотворить такое в родном доме.

Я поморщился, внезапно вспомнив последние дни отца. На душе стало гадко.

«Не надо было тебе ничего рассказывать», – прозвучал в голове его пустой, хриплый от болезни голос.

«Вот уж неправда. Способен, еще как способен».

Подойдя к окну, я поднял перстень на уровень глаз. Свет отразился в роскошном рубине, вплавленном в медовое золото. Сотни золотых, тысячи… Обернулся к волку. Сердце сжало от дурного предчувствия, которое я не без труда подавил. Мы не тру́сы. Решение уже принято.

– Мы не станем им ничего обещать. Но раз плата получена, давай хотя бы глянем на эту злобную сущность?

Девочку звали Беля́ной. В следующем месяце ей должно было исполниться десять лет. Она ушла собирать зимнюю малину и не вернулась к обещанному времени. День родители бродили по округе, два. Пока на третий не нашли всю ее одежду, аккуратно сложенную в кустах у ручья, кроме нижней рубашки. Выходило, что Беляна ушла в лес почти нагая. И это в лютый мороз!

Вернулась она в три часа ночи. Коровье время, как говорили староверы, в него угодно творить злые дела.

Девочка была в ужасном состоянии: кожа казалась мертвенно-белой, десны опухли от того, что дитя пыталось грызть кору деревьев. Никто не обратил внимания на странную молчаливость и спокойствие беглянки. Не до того всем было. Отец с матерью готовились после кошачьих голов найти во дворе и ее белокурую головку, однако ж пронесло.

Не сразу они заметили, что Беляна утратила всякий интерес к пище. А когда с девочкой пытались заговорить, та отвечала невпопад. И все произносила грубо, резко, скрипучим, точно у старухи, голосом. А после того как она почти откусила соседке палец, девочку перевезли из родного дома в старый амбар.