Ни Марию, ни ее мать не пригласили на Рождество ко двору. Отец отправил дочь на весь зимний сезон в Бьюли. Посланник отца передал ей, что она не должна общаться с матерью или мессиром Шапюи. Это известие окончательно доконало принцессу, поскольку не было такого случая, чтобы они с матерью не обменялись подарками на Новый год, и мысль о тоскующей в одиночестве бедной матушке была невыносимой. А мысль о Шапюи заставляла принцессу рыдать еще горше. Материнские письма не оставляли у нее сомнений, что этот надежный, заботливый человек с добрыми глазами оставался непоколебим в своей поддержке изгнанниц. Какая жалость, что Мария не могла встретиться с ним и излить ему свои горести! Он наверняка смог бы утешить ее.

Подстегиваемая колючим январским ветром, Мария в сопровождении свиты подъезжала по обледенелой дороге к поместью Мор. Мария чувствовала душевный подъем, причем не только благодаря бодрящей зимней погоде, но и потому, что в поместье Марию ждала мать. Отец наконец-то смягчился и разрешил дочери навестить ее.

– Он, должно быть, хочет заткнуть людям рот, – язвительно заметила леди Солсбери, когда пришел приказ. – В народе ходит множество толков по поводу того, что он вас разлучил.

Мария наконец осознала, какую роль играет общественное мнение. Король, возможно, и имеет абсолютную власть, но она всецело зависит от расположения его подданных. Когда она станет королевой, мысленно поклялась Мария, то сделает все, чтобы добиться этого самого расположения.

Когда она, покинув Бьюли, ехала верхом по чьим-то землям, к ней по голому льду бежали люди, горевшие желанием увидеть и благословить принцессу. Она отказалась от носилок: перспектива встречи с любимой матерью как будто излечила все хронические болячки. Однако холод давал о себе знать, и Мария уже не могла дождаться, когда окажется перед пылающим очагом в любящих материнских объятиях. Когда процессия миновала сторожку привратника и конюхи выбежали во двор, чтобы взять под уздцы лошадей, Мария вихрем взлетела по лестнице в покои матери. И действительно, королева была там. Она протягивала дочери руки, ее измученное лицо светилось любовью. Мария прильнула к любимой матушке, с болью осознавая, как сильно та постарела и похудела за месяцы разлуки. А ведь мать не всегда будет с ней, и потому они должны максимально насладиться подаренным им временем. Ну а сколько оно продлится, одному Богу известно.

Они провели целую неделю в уютных королевских покоях, болтая, играя в карты и веселясь как ни чем не бывало. Иногда к ним присоединялась леди Солсбери, которая передавала новости, полученные от ее сыновей Генри, Джеффри и Реджинальда, – единственная доступная ей информация, поскольку, будучи отрезанной вместе со своей воспитанницей от мира, она не имела возможности получать письма даже от леди Эксетер.

Дамы старались не затрагивать дискуссионных тем, однако Мария не могла сдержать свою ненависть к Ведьме.

– Я ненавижу эту женщину за то, что она с вами делает! – уютно устроившись в материнской кровати, выпалила Мария. – Ненавижу все, что происходит с Церковью, и обрушившееся на нашу страну зло!

– Тише! – одернула Марию королева. – Не будем о грустном. Давайте наслаждаться возможностью побыть вдвоем. – С этими словами она открыла книгу, которую они читали.

Спустя неделю мать вызвала Марию к себе:

– Мое дорогое дитя, завтра вы возвращаетесь к себе в Бьюли.

– Нет! – Неужели им отпущено так мало времени? Мария рассчитывала в следующем месяце отпраздновать с матерью свое семнадцатилетие, после чего еще немного задержаться. Совершенно убитая этой новостью, девушка сжала кулаки. – Почему мне нельзя уехать попозже?