Артем говорил еще что-то, и я вновь подумал о своей «новоиспеченной жене».

Может это звонили из того роддома, в который я отвез чумазую овуляшку?

Бред.

Они должны были позвонить ее мужу, и он есть у нее, я видел кольцо на безымянном пальце. Не от святого духа же она забеременела, в конце концов!

— Не ходи к ней. Не отсвечивай. Если что пойдет не так, то она и ее родственники посмотрят на тебя в поисках виноватых. Если случится что-то из ряда вон, то они решат, что кто-то должен заплатить за это, и вновь они обратят свой взор на того, у кого тачка стоит больше, чем все их имущество вместе взятое.

Я промолчал о визитке чисто из исследовательского интереса: предусмотрит адвокат ее выдачу в своих наставлениях или нет?

— Ты думаешь, что я настолько добр к людям, чтобы согласиться на их наглые требования по первому щелчку пальцев?

— Ты, судя по показаниям свидетелей, отнес ее в роддом на руках, — возразил Артем под далекие детские возгласы. — Это говорит о твоей романтической натуре или о том, что кто-то пересмотрел «В поисках капитана Гранта».

Замечание развеселило.

— Артем, я услышал тебя. Не стану слать цветы, справляться о здоровье или навещать ее.

— Хорошо. А как дома? Как Радомир?

— Пока так же. — Я вздохнул, посмотрев в окно. Домой не хотелось возвращаться точно так же, как идти на работу.

— А что няньки? Не справляются?

— Я еще в поиске хороших специалистов.

На том и расстались.

Признаться, я забыл об этом разговоре достаточно скоро. Обилие новых лиц отвлекло.

— Раис Каримович? Милок!..

Бабуля-медсестра пошла с места в карьер, не став дожидаться момента, когда я повешу трубку.

— Что же ты не приезжаешь? Тут дело такое с твоей Викулей...

— Она не моя, — ответил я, прощаясь.

Новоиспеченный помощник Денис зарылся в своей новой вотчине, обложившись всевозможными папками.

— А чья же?

Я вздохнул, вновь оказавшись на улице.

— Она не моя жена, — проговорил я жестко, словно пытался расставить точки над i уже сейчас. — Я просто помог ей в трудной жизненной ситуации.

— Вот оно как, — несколько озадаченно протянула медсестра. — Но может, ты все равно заедешь к ней?

Как она себе это представляет? Я точно никак. Что я вообще скажу ей по поводу того, что не понимаю?

— Может быть, вам созвониться с ее мужем?

Бабуля на том конце трубки вздохнула, сказала «конечно-конечно», а потом добавила:

— Будем искать.

— Что значит «искать»?

Вместо того чтобы успокоиться прояснившемуся моменту и повесить трубку, я на кой-то черт принялся расспрашивать, погружаясь в чужие проблемы.

— То и значит, что молчит Вика. Знаем имя, потому что назвала его при поступлении, а больше ничего. Оно и понятно, горе-то какое – дитя потерять! Плачет и молчит. Плачет и молчит, горемычная.

Слово, которым она обратилась к ней, совсем мне не понравилось. Хотелось дать совет не навешивать на человека ярлыки. Не стал лезть в чужое и уже состоявшееся мировоззрение.

— Вряд ли ей сможет помочь посторонний человек, Галина Викторовна, — заметил я, вспомнив имя на бейджике.

— Твоя правда, касатик.

Пора было прощаться, и я сделал это, но прежде попросил у бабули адрес.

Не знаю, по какой причине я сделал это и зачем дал указание нанятому помощнику отправить цветы, шоколад и фрукты практически незнакомой мне женщине. Возможно, хотел разрешить гештальт, а может и расправиться с чувством вины из-за матери Радомира.

Я не мог объяснить это и хоть как-то доказать, что я имею отношение к произошедшему кошмару. Наверное, не надо было доказывать ничего. Так говорил разум и шептала сознательная часть, уговаривая не лезь в чертоги чужих решений. Но я все равно думал о том, почему Ника решила уйти из этого мира. Почему за ней последовал брат, я не задумывался, так как он любил ее и, как по мне, даже слишком.