– Тем, что прочитаем интервью с Киркоровым? – рискнула пошутить Рыжая.

– Тем, что некоему дяденьке, предположим, не достанется этого номера, и он не позвонит по объявлению и не снимет квартиру, и не познакомится с некой тетенькой, и та не родит некоего гиганта мысли… или террориста… А восполнить его отсутствие система не сможет.

– Ни влиять на прошлое, ни разведывать будущее человек не вправе, – подытожил Иванов. – Какой же тогда в этом смысл?!

– В чем? – не понял инструктор.

– В наших синхронизаторах.

– Ну, в наших-то смысла как раз много. С их помощью мы добираемся до нарушителей и компенсируем их вторжения.

– Нет, я… – Иван описал руками широкой круг. – Я не о том…

– А, вы о значении для цивилизации и тэ пэ?

– Вот именно, «и тэ пэ».

– Я убежден, что это одно из самых вредных открытий, – признался инструктор. – Две тысячи сороковой год, в котором состоялось первое перемещение во времени, проклят всей Службой и каждым опером в отдельности. Беда в том, что синхронизатор слишком доступен. Вместо того чтобы его засекретить, о нем поспешили раструбить. Лет через пятьдесят атомные бомбы продаваться на базарах еще не будут. Через пятьсот, надеюсь, тоже. А синхронизатор… Цена на него в шестидесятых годах двадцать первого века равна трехмесячной зарплате школьного учителя.

Класс шумно выдохнул.

– Или он совсем ничего не стоит, или учителя там в порядке… – заметил один из курсантов.

– Частное владение синхронизатором запрещено, но… вы понимаете. В две тысячи шестьдесят пятом, по данным местных операторов, оборот составил около трехсот тысяч единиц. Большинство из них, к счастью, никогда не заработает. В основном люди приобретают их на всякий случай, для ощущения власти над судьбой. Блажен, кто верует…

Инструктор встал и прошелся вдоль доски. Зачем-то взял мелок, положил обратно, вытер пальцы о губку и, увидев, что испачкался еще сильней, удрученно покашлял.

– Вообще-то, вам крупно повезло, господа опера… Период активного применения пока только надвигается. Частота вторжений достигнет пика к две тысячи десятому и в следующее столетие вряд ли снизится. Прибор попадет на черный рынок уже к концу сорокового года, сразу после изобретения. Тридцать-сорок лет – опасный возраст, особенно для мужчин: хочется что-то поменять в жизни. Иногда – саму жизнь… Сейчас рождаются те, кому в две тысячи сороковом будет около тридцати пяти. Первое поколение, получившее в руки такую игрушку. Ну как не воспользоваться, правда? Они вторгаются и в более ранние года с целью повлиять на своих родителей, но это достаточно сложно. Даже полным кретинам понятно, что результат может не совпасть с ожиданиями.

Инструктор, щурясь, покачался на носках и вернулся за стол.

– Когда вы жили дома… – продолжал он, – еще до школы… когда ездили в транспорте, гуляли по паркам… Вы не думали о том, что среди вас находятся люди из будущего?

– Кто думал – тот лежит в психушке, – отозвалась Рыжая.

– И всерьез об этом не говорят. Значит, Служба пока справляется. Дальше будет тяжелее. Многие нарушители в наше время уже родились, и теперь у них есть возможность вторгаться не в папину-мамину жизнь, а в собственную. Самый простой вариант… и поэтому самый распространенный… но, на мой взгляд, один из самых неумных… Так вот, способ в корне изменить свою судьбу – это…

– Простите! – неожиданно вклинился Иван. – У нас сейчас перерыв, и мы…

– Серьезно? – инструктор посмотрел на часы. – Надо же… Ладно, к этому варианту вернемся позже. А кто любит кино, тот должен сообразить сам.