– Марин…

– Чего Марин, ты дослушай, что я говорю, а потом скажешь! Видел, как он пялится на меня? Как облизывается? А если он хочет меня изнасиловать? Ты также будешь смотреть, как он меня трахает на твоих глазах?! Ты этого хочешь, признайся?

– Марина!

– Хочешь я раздвину ему ноги прямо сейчас?!

В словах Марины сквозила ненависть, непонятно откуда взявшаяся.

Семён молчал, понимая, что весь этот разговор бесполезен и никуда не приведет. Ответить ему было нечего. Да и сил на спор не осталось. Все вот так… свалилось на голову, разом, как обухом. Дорога, пробка, обратный путь в Ростов и жуткая бессонная ночь, силы оказались выпиты до дна. И как вишенка сверху этого безумного торта – болезнь его единственного сына, подкосившая мальчика. А ведь сын редко болел, в отличие от сверстников и Семен считал его крепким малым.

Сёма обернулся в сторону Палыча, Игоря и Алексея, стоявших на другой стороне крыши. По отношению к этим людям Марина перегибала палку. Можно, конечно, что угодно нафантазировать в своей голове. Но Лёша не смотрел на неё, не облизывал губы и уж тем более не хотел трахнуть. Откуда только подобные мысли возникали в голове Марины. Ну а Юрию Палычу он вообще доверял всецело, майор казался Семену честным человеком, человеком слова, который ради другого способен пренебречь собственными интересами. Игорь? У Игоря своя беда, его тоже можно понять и тем более глупо в чем-то винить… Однако их прежняя договоренность выдвинуться в лагерь спасателей с болезнью сына теряла всяческий смысл. И вопрос отнюдь не в том, что Сёма не сможет нести своего ребёнка на руках… сможет, куда он денется. Но каждый из этой троицы на той стороне крыши попросту пошлёт их семью к чертям. Даже майор. Они втроем сделают отряд уязвимым, замедлят его и поставят жизни людей под угрозу.

Сёма понимал, что никто не станет терпеть рядом ИНФИЦИРОВАННОГО. Семену не надо это объяснять.

Все казалось слишком очевидным.

Отчетливо Семён понимал и другое – то, о чем он долгое время боялся даже думать и усердно гнал любые мысли из своей головы, но именно от этого напрямую зависела жизнь их небольшой семьи. Их с Мариной жизнь… похоже, что дальше эта жизнь возможна лишь при одном условии, которое придется выполнить – при отсутствии СЫНА… При его смерти. Но он боялся заговорить об этом с супругой, боялся даже поднимать эту тему. Да и как о таком скажешь…

Марина увидела, как по щеке Семена скатывается одинокая слеза, затерявшаяся в щетине.

– Возьми себя в руки, Саймон, слышишь! Я выходила замуж за мужика или за тряпку? Не подпускай сюда этих людей, слышишь меня, кому говорю? – вновь зашипела она, стиснув зубы.

Семён не ответил. Задрала со своим Саймоном.

Сына снова начало трясти в очередном жутком приступе. А Марина снова попыталась его удержать. Не выходило, никак, слишком сильны были сводящие тело ребёнка конвульсии. Мальчик в очередной раз ударился головой о крышу…

На этот раз задралась кофта у Марины, когда она пыталась удержать мальчика.

Семён вздрогнул, видя на коже супруги тоненький порез, едва заметный и скорее всего оставленный ногтями ребенка… от него медленно, в разные стороны расходилась узорчатая сетка капилляров.

***

Палыч шёл медленно, едва волоча ноги, подсознательно отдаляя момент, когда с семейной парой Семена и Марины придётся заговорить и все выяснить. Нет, головой он прекрасно понимал, что прямого и честного разговора не избежать и даже нуждался в нем, но что-то внутри у майора предательски сжималось в комок. Было у Палыча осознание, что после этого разговора ему потребуется принять решение. И майор понимал уже сейчас, что это решение может оказаться не популярным или не устраивающим семейную чету.