Смотреть на отражение было пыткой. Зачем лишний раз напоминать себе об уродстве, когда с этим прекрасно справляются все вокруг?

— Готово, миледи, — с облегчением сказала Лия. — Завтрак уже накрыт.

Поднявшись с пуфика, Софи разгладила на платье несуществующие складки и потянула рукава вниз. Завтраки в их семье были традицией, которую обязаны соблюдать все.

Как же она ненавидела утро.

Хотя, если обязательны были бы ужины, она всей душой ненавидела бы вечера.

Она вошла в столовую и, ни на кого не глядя, направилась к своему месту. Зачем осматриваться, когда она до оскомины знает, на каком месте сидит каждый член ее семьи и где на столе лежит каждая ложечка.

Во главе стола, прикрывшись газетой, сидел ее брат — барон Лангрэс фон Боузер. По правую руку — его жена Памела, по левую — дочь Сесилия. София сидела после нее, хотя, как вторая по старшинству после главы рода, должна сидеть первой по правую руку, но ее всегда отсаживали подальше по левой стороне.

Плевать.

— Кофе, пожалуйста.

Пустая привычка говорить это каждый раз. Слуги уже давно запомнили, что по утрам она пьет исключительно крепкий черный кофе. Никакого сахара и сливок, чтобы вкус горечи максимально соответствовал каждому семейному завтраку в ее жизни.

— София, почему ты ничего не ешь? — раздался безразличный голос брата.

Этот разговор повторялся каждое утро изо дня в день. Ответ от нее не требовался, и она, как всегда, молчала, уставившись в никуда и попивая кофе. Лангрэс был сторонником плотного завтрака и убеждал в этом всех вокруг, но она знала — он задает этот вопрос просто чтобы дать повод.

Сесилия не заставила себя ждать.

— Потому что если будет есть, то в следующий раз в двери не пройдет.

Далее по сценарию на сцену выходит Памела.

— Дочь, веди себя прилично. Не пристало леди быть столь несдержанной.

— Я сама сдержанность, матушка, — тут же скромно опустила глазки Сесилия. — Просто переживаю за двери столовой.

Что в это утро было необычным, так это то, что Лангрэс прервал их раньше положенного.

— Девушки, хватит.

Уголки губ у обеих чуть опустились в обиде, что им не дали вволю позубоскалить. Обычно они плевались ядом до конца завтрака и уходили довольные собой и друг другом. Сделали гадость с самого утра — и можно считать, что день удался.

Но вот Софи подобное насторожило.

Лангрэс, сложив недочитанную газету, посмотрел прямо на нее.

— София, ты давно достигла брачного возраста.

Лицо у нее осталось все таким же безмятежно равнодушным, но по спине побежали колючие мурашки. Наверное, так себя чувствуют кошки, когда у них шесть встает дыбом.

Лица Памелы и Сесилии озарились счастьем и радостью, когда они поняли, о чем пойдет разговор: казалось, теперь они могли освещать весь особняк без всяких кристаллов на протяжении как минимум недели. Еще бы они грустили! Наконец-то появилась возможность избавиться от родственницы, позорящей всех одним своим видом. Вот только когда она уйдет, на кого они будут свой яд сцеживать? Друг на друга?

— Тебе уже тридцать четыре, — продолжил Лангрэс, — в этом возрасте у всех женщин по одному ребенку, а то и больше. Пора и тебе обзаводиться семьей.

Брат пробежался по ней взглядом от макушки до пояса, словно оценивая.

— Барон Ферес фон Дерек изъявил желание взять тебя в жены.

Сесилия даже не пыталась скрыть сдавленный смешок.

— Да, он стар. Потратив свои годы на службу империи, барон так и не обзавелся наследниками. С другой стороны, у него хорошие плодородные земли вблизи столицы. Родишь ему наследника, в скором времени овдовеешь — барону недолго осталось — и после его смерти ты унаследуешь все имущество и земли.