После этого случая она старалась лишний раз не ходить мимо той кондитерской, боясь сорваться. Где одно печенье — там и целый килограмм, который полностью отложится на ее боках. И сейчас этот аромат, который она запретила себе вспоминать, окружал ее плотным облаком, дразня рецепторы и заглушая все прочие запахи вокруг.

— Тише, лапушка, все закончилось. Не бойся, — прозвучал у нее в одном ухе глубокий мужской баритон, а в другом он же, только глубже, громче и мощнее.

Пятна перед глазами наконец стали рассеиваться, давая возможность хотя бы немного оглядеться. Проморгавшись, София впала в оцепенение. Вокруг нее было очень много оголенной кожи, заполняющей собой почти все видимое пространство. Канатами, удерживающими ее, оказались огромные руки, почти закрывающие обзор. И стало понятно, почему прозвучавший голос был таким странным: горячая рука плотно прижимала ее голову к обнаженной груди, расплющивая щеку.

— Пустите, — просипела София настолько тихо, что даже саму себя не услышала.

И очень удивилась, когда ей ответили.

— Только когда успокоишься и придешь в себя, — прозвучал баритон с одного уха и прогремело с другого.

Все что могла София — беспомощно вращать глазами. Держали ее аккуратно, но крепко и даже оторвать голову от широкой груди не было возможности. Голая кожа обжигала щеку. Хотя более вероятно, что она сама покраснела до состояния раскаленного железа, а соблазнительный запах мускатного ореха был слишком ярким: казалось, будто она голову в мешок с пряностью засунула.

Преодолев смущение, София уперлась ладонью в грудь и попыталась приподняться. Рука переместилась ей на спину, и она смогла поднять голову. Посмотрев наконец в лицо мужчине, она не сдержала восторженного вздоха.

Первое, что она увидела, — глаза. Невообразимо черные, с еле различимым зрачком, завораживающие и утягивающие за собой непроглядной тьмой. И что удивительно, холодными они не казались, наоборот, смотрели с теплотой и еле заметной смешинкой. Широкие темные брови, прямой нос, мощный квадратный подбородок и черная аккуратная бородка вокруг по-мужски красивых губ. Волосы были собраны назад двумя косичками от висков, а с одной стороны две прядки были скручены и украшены бусинами.

Красив.

Не аристократичной утонченной красотой, а грубоватой, жесткой. Мощная шея переходила к широким ключицам и огромным плечам, закрывающим ей почти весь обзор. Она таких крупных мужчин никогда не встречала. Глаза против воли опустились на мужскую грудь, и Софи увидела, как ее ладонь, казавшаяся теперь детской, все еще прижимается к голой коже. Отдернув руку, словно обжегшись, она подняла глаза и встретилась с черным взглядом, изучающим ее в ответ.

Это неприлично — так долго и пристально разглядывать кого-либо, но она просто не могла отвести глаз. Вряд ли ей еще раз доведется увидеть такого мужчину вблизи. К тому же полураздетого.

Мысль о том, насколько он раздет не успела оформиться в ее голове, ускользнув из-за чуть хриплого глубокого голоса:

— Придержи, пожалуйста, одежду.

София, ахнув, скрестила руки, пытаясь прикрыться. Она напрочь забыла, что весь верх на ней разрезан, вот только прикрыться возможности нет. Края при всем желании не получится стянуть, учитывая, как она затягивается в корсеты и одежду на два размера меньше, лишь бы скрыть свои объемы. Все что она могла — это стянуть руками разрез, ощущая как от этого грудь поднимается выше к шее. Деваться ей все равно некуда, поэтому пусть лучше грудь выглядывает сверху, чем почти полностью в разрезе платья.