Условие? Знаете, что…

Я накатаю заяву на вас обоих, если и вы, Федор Александрович, решите вдруг начать распускать ручки. Я же могу сейчас просто остановить машину и выйти. Так и сделаю. Мне это ничего не стоит. Плевать на Хруслова и на вас с Эйфелевой башни! На вас особенно. Какое мне дело, как вы доберетесь до дома. Вызванивайте знакомых или эвакуатор хоть до утра! Мне плевать! Горные козлы должны сидеть в клетке в зоопарке.

— Лида!

Черт… Экстренное торможение! Нам же в жопу сейчас влетят! Так и есть. Влетели… Я закрыла глаза… Идиотка! Но при чем тут я? Я на тормоз не жала…

— Кто ж тебе права выдал, мадемуазель Лидочка… Ты слепая? Он же предупредил, что тормозить собирается… У тебя на хвосте полдороги сидели. Тебе перестроиться влом было? Легче глаза закрыть? И машину трахнуть! Дура! Баба дура! Ну иди теперь, разбирайся, умная Маша!

Я почувствовала на ресницах слезы… Чего Давыдов на меня орет? Это его Рендж, сволочь, экстренное торможение включил на пустой дороге. Что там увидел? Ветку? Окурок?

— Машина ваша. Документы тоже у вас…

— Да говори уж прямо — страшно…

— Страшно, — я кивнула. — Первая авария.

— Ладно, в первый раз вместе пойдем… Так уж и быть. Свои люди, сочтемся.

Я не вышла, хотя и попыталась.

— Блин, Лида! На обочину съедь! — схватил меня за локоть Давыдов.

Я чуть не сломала поворотник, когда попыталась его включить. А вот машина не заводилась… От голоса. А коленка дрожала, и я только со второго раза выжала педаль газа, чтобы мотор снова закрутился. На кнопку нажал Давыдов. Протрезвел? Или мы с ним сейчас были на равных по состоянию аффекта.

— Молчи, Лида! Ни слова!

— Это моя вина, да? — еле выговорила я.

— Ну да, твоя… Можешь, свалить на Ренджа, но не поможет… Будем жать на пункт девятый абзац десятый. Но вообще абзац, пятьдесят на пятьдесят, как пить дать… Пошли, посмотрим, что там за ведро… Так, сидеть!

Я давно уже отстегнулась, а сейчас чуть приоткрыла дверь. Это все, что я успела сделать, когда Давыдов резко перевалился через меня, врезал по руке и захлопнул дверь. Автоматическая блокировка включилась мгновенно.

— Вы сами сказали…

— Я сам с собой разговариваю! Какой толк с тобой говорить! Лучше с Сири!

Сири вызвала ему гайцев.

— Теперь можно идти. Походка от бедра… Помнишь?

Я сумела заржать. В голос. Кажется, он этого и добивался — чтобы из меня адреналин вышел или то, что там во мне сейчас бурлило. Подзатыльник не дал, и то хорошо. Руки заняты телефоном — камеру вызвал сам, пальчиками. Я увидела это, потому что смотрела на его телефон.

— Выйдешь через пять минут. Мне бабских истерик не надо. Дорога не то место. Здесь и пулю между глаз можно схлопотать.

— Вы меня позовете?

— Как гайцы приедут, сама выйдешь.

Он вышел, но не пошел назад, хотя товарищи на Тойоте встали за нами. Давыдов осматривал дорогу, потом что-то увидел и навел камеру телефона — я следила за ним в боковое зеркало. Потом… Что делает? Включил на айфоне мерцающий фонарик и выбежал на дорогу. На секунду, но я жутко успела за него испугаться. Ночь же! И шоссе!

Водитель второй машины стоял на обочине. С другой стороны вылезла женщина. Давыдов махнул им рукой и направился ко мне, держа в руках… Боже, что… Я догадалась открыть дверь, но он выставил вперед коленку, чтобы я не вылезла из машины.

— Будем судить англичан? Или понадеемся на самый гуманный суд в мире? Рендж пытался не раздавить куклу…

Он поднял руку, и я действительно увидела пупса, грязного, без руки… Приплюснутого.

— Англичанин не знал, что ребенок давно мертв… Кстати, можешь сказать в свое оправдание, что думала, он настоящий и еще жив. А что… На помойку детей выбрасывают, отчего из машин не выкинуть, как мусор… За мусор у нас пока не штрафуют…