— Вот какого черта... Вам это надо... Я водить не умею.

— Это не твоя вина. Но у нас все в стране без вины виноватые только фактом своего рождения. Виновата какая-то мать, которая не воспитала ребенка и не заблокировала окна, чтобы тот не вышвырнул куклу. И вообще презумпция невиновности существует. До постановления суда.

— Сколько стоит бампер поменять?

— Я не собираюсь говорить с тобой о деньгах, — отрезал Давыдов. — Я даже с твоим страховым агентом не собираюсь это обсуждать. Говорю тебе — нужно уметь отпускать деньги, чтобы они вернулись стократ. Иначе не нужно играть на бирже.

— При чем тут биржа?

— А при том, что доверяя свою жизнь умному железу, ты не всегда прав.

— Доверяя мне, точно не правы. Я могла заметить куклу.

— Я тебя отвлек. Тойота могла держать дистанцию. А если бы впереди был настоящий пешеход? Полицейский протокол еще не приговор. Просто бумажка… Мы еще повоюем за правду. Слушай, какой все-таки красивый французский язык! Давай что-нибудь послушаем… Красивое. Переводить не надо. Ну, кого мадемуазель Лидочка любит?

— Алиса, включи Франсуаза Арди Ту-ле-гарсон-э-ле-фий.

Да, все мальчики и девочки в моем возрасте строят планы на будущее. Я построила… И что? Надо мной посмеялись…

7. Глава 7 "Эмоционально-словесный тупик"

Мы уже ехали по территории Пушкина, миновали очередную Гостинку, когда Давыдов потянулся к телефону, но в последний момент отдернул руку.

— Я правильно понимаю, что ты не ужинала?

— Нет.

— Нет — это да или нет? Ты есть хочешь?

— Я дома поем.

— У тебя лечебное голодание? Я тебя домой не отпускаю. Мне в офис к одиннадцати. Не позднее.

— В плане не отпускаете? — хорошо, что я не воспользовалась ножным экстренным торможением, а то задний бампер полностью бы отвалился. На манер моей челюсти.

— В прямом. Полтора часа назад, полтора обратно, потом опять в город. Ты, блин, и так младенцев на дороге не видишь, а с тремя часами сна… Я обеспечу тебе полноценные восемь. Так что ты ешь?

— В плане? — я, кажется, начала повторяться.

И повторяла себе, что я додумываю за Давыдова. Полноценные восемь часов сна — это зайти в дом и тут же рухнуть носом в подушку.

— Господи, что тебе заказать? Ну не пиццу же!

— Да хоть бы и пиццу… Я йогурт могу съесть. Мне будет достаточно. Так что возьму что-нибудь из холодильника.

Мне сейчас всего будет достаточно… Голод отступил на второй план под натиском других чувств. Чувство страха главенствовало.

— У меня не одна мышь, а парочка мышей в холодильнике сдохла, — хмыкнул Давыдов. — Чтобы им не скучно было…

— Сыр я тоже могу съесть.

— Сыра у меня нет. У меня там минералка стоит и все. Что ты хочешь? Я же пиццу закажу, если будешь молчать. И прощай фигура…

— Можно и пиццу.

Можно… И Давыдов заказал — четыре сыра.

— Нужно было Маргариту? Ты бы сказала…

— Мне без разницы. Кусок хлеба с сыром и в Италии кусок хлеба…

— Теста…

— Какая разница…

— Как между гренками и крутонами — разница в цене. Тебе бы, Лида, сейчас выпить, но нельзя… Хочешь тортик? Чем вы, бабы, еще нервы лечите?

— Сном. И… У вас собака есть?

У него обязана быть собака… Пойнтер, например, или хаунд… Бордер-колли, на крайняк. Ну не френч-бульдог же или пинчер… Не солидно. А чего все не русские названия пород? Так то ж не гренки… Не по статусу миллионеру гренки жрать, только крутоны! И я улыбнулась собственной шутке.

— Плюшевая? — поймал он мою улыбку.

— Живая. Нет, что ли? А кошка есть?

— Я ее заморозил. Могу разморозить для тебя. Хочешь?

Я не стала улыбаться. Не поняла шутку и не хотелось показаться идиоткой.

— Я серьезно… Мне, правда, было пять лет. Мать притащила кота откуда-то, а зверюга решил, что либо он, либо этот пятилетний засранец. Неделю воевали, а потом я понял, что один из нас должен умереть, чтобы это все закончилось. Морозилка была забита. Посадил кота в холодильник. Я же не знал, что там не минус, и вообще много вкусной колбасы. Утром бабушка кота достала — холодного, но обожравшегося и довольного. Мать его унесла в тот же день. Больше животных в моей жизни не было. Так что шутка про повесившихся мышей в холодильнике не совсем шутка…