— Мне сейчас только про одну бабу интересно. И не поговорить, а послушать. Про тебя…

Да я как бы поняла еще до того, как его медлительный язык наконец справился с такой длинной репликой.

— Мне неинтересно про себя говорить. Я уже вам сказала про это. Давайте про баб в искусстве поговорим… Про Камиль Клодель или про Фриду Кало…

— Нет, про Лидию Терентьеву и ни про кого другого.

Вот упрямая скотина! И пьяная… Но даже фамилию запомнил! Профессиональная память, однако!

— А если я ничего не скажу, вы меня пытать будете? — улыбнулась я самой своей обворожительной улыбкой, на мгновение переместив взгляд с ночной дороги на пассажира в дорогом костюме.

— Пытать не буду, — Давыдов прыгал пальцами по торпеде. Я уловила это движение боковым зрением. — Буду узнавать не в теории, а на практике…

Господи, это как? Только не задавай ему такой вопрос, дурочка!

— Ну, если не нравится тема про баб, давай поговорим про мужиков. Что вам, девушка, обо мне известно?

О господи… Это так, была вводная часть. Смол-ток перед бизнес-ток. Он не так уж и пьян… Он притворяется, чтобы выудить из меня ценную информацию про уровень конфиденциальности своей личной жизни.

Снова улыбнулась. Еще более обворожительной и заодно обезоруживающей улыбочкой. А то, похоже, господин Давыдов успел малость разозлиться на своего водителя и точит на него не просто зуб, а острый нож. Секир башка называется — в ваших услугах больше не нуждаемся. А моя цель заработать лишнюю тысячу в карму, сохранив этому придурку работу. Меня подвели нестальные нервы, длинный язык и короткая пунктирная извилина головного мозга… Моего собственного.

— Ничего. Так… Обычный мужской трёп…

— О бабах, значит, моих рассказывал. И много он о них знает?

Я не стала отвечать. Сболтну лишнего — накину Хруслову на шею камень. Как бы теперь со скользкой темы перейти на более приятную — о погоде, например, поговорить. О том, что к счастью нет дождя и дорога пустая… Почти пустая. В августе еще народ по дачам. Не всем в аэропорт приспичило в теплые края лететь перелетными птицами!

— Может, и много. Я — ничего не знаю, — буркнула в надежде, что Давыдов успокоится.

— Вот и я ничего про его баб не знаю. Обидно даже… — не унимался Давыдов.

— А вы спрашивали? Про его баб…

Лида, молчи. Ну как можно молчать? Он же со мной разговаривает!

— Прямо у его бабы и спросил. А она молчит.

— А у него самого спрашивали? — влепила я тупой вопрос в тупой разговор.

— Ну… Как дела, спрашивал… Знаешь, такой девушкой я б похвастался… Ну, будь я на его месте. Неожиданно, скажу честно…

— Что? Неожиданно…

— Такая девушка у Хруслова. Хотя понимаю, почему молчал. Испугался конкуренции…

На этот раз я решила промолчать. Давыдов пьян. Я трезва. Надо плясать от разных плоскостей наших с ним реальностей. Может, сказать, чтобы он чувствовал себя в собственной машине, как в автобусе, и не отвлекал водителя во время движения? Попросить его пересесть назад… Так он взглядом просверлит мне дырку в затылке. Затылок надежно прикрыт подголовником, дурочка…

Вот так я себя и чувствовала. Дурой! Зачем только согласилась отвезти этого чудика домой? Пусть бы вызвал такси и эвакуатор. Да и вообще уверена, что у бизнесмена такого уровня имеется запасной водитель на случай болезни Виталика. Наверное, замены Хруслов и испугался. Заменят его не на три недели, пока нога срастается, а на всю жизнь. И то правда — какие тут сантименты: бизнес, ничего личного! И хрен где Хруслов работу найдет — непыльную и за такие деньги.

— Ну давай, говори. Хороший я или плохой?