Выдала я все это сразу, чтобы Виталик не решил, что я хочу продолжения нашего несостоявшегося секса на заднем сиденье чужой машины. Личный шофер хренов…

— Со мной другое случилось, — услышала я сдавленный голос. — Мне понадобилась твоя помощь.

Не может успокоиться! Говно в нем так и кипит. Да полноте, батенька… Поболят яички и отвалятся за ненадобностью. Таким уродам точно не следует размножаться. Старина Дарвин мою мысль одобряет…

— Тебе помощь психиатра нужна, — выдала я с издевкой, поймав осуждающий взгляд школьной подруги. — Могу подкинуть телефончик. Проверенный на личном опыте!

— Слушай, Терентьева! Ты считаешь, что я полное дно, чтобы продолжать тебя клеить? Да нахер ты мне сдалась со своими замашками бальзаковской барышни!

— Тургеневской, придурок! Что тебе тогда от меня надо? Это я для подруги интересуюсь, не подумай лишнего, — подмигнула я Лерке.

Не вспоминай мужиков к ночи, верно говорят. Вот дернуло же заговорить с Леркой про Виталика! Лучше бы продолжала говорить с кошкой!

Бело-рыжие лапки Лалы коснулись тогда клавиш раньше моих пальцев и пришлось оставить руки на складках юбки. Мадемуазель Ля-Пети-Ша величаво прошествовала мимо, проведя хвостом по моему лицу, точно кисточкой для пудры.

— Николай Петрович тоже скучает и передает тебе большой привет.

— Лида, вот мне всегда было интересно, животные понимают слова или только интонации?

При звуке Леркиного голоса Лала демонстративно отвернулась от двух людей.

— Вы с ней по-французски тоже говорите? Или она замечательно русский за пару месяцев выучила?

Лера сняла с ширмы первое платье и принялась упаковывать его в прозрачный чехол.

— Думаю, она понимает намного больше, чем некоторые двуногие. Тебе помочь?

Я только спросила, но не поднялась, вдруг почувствовав, как от почти пятичасовой съемки нарядов у меня ужасно разболелись ноги.

— Сиди. Я сама с тебя платье сниму, чтобы не порвать. И мерки. Чтобы в следующий раз тебе легче было в платья влезать. Вдруг ты мой счастливый талисман!

— Оставь уже эти чертовы платья! Сейчас нам нужно снять стресс хорошим вином и вообще в семь вечера наконец пожрать…

— Фи, мадемуазель… Какие слова… Же не манж па си жур… — ее произношение со школы не испортилось, только грамматика начала хромать из-за долгого неиспользования языка. — Ты можешь шесть дней не жрать, меньше ткани на платье уйдет. Какая-никакая, а экономия!

— Спасибо, шер ами… Ты где таких тощих клиенток найдёшь? Я-то вообще могу обойтись без платья. Но не пить шесть дней не могу. Привычка. Очень даже полезная. Кстати, как думаешь, Анюта позвонит или все, дружба врозь? А то мы вдвоём с тобой сопьёмся? Боюсь, доктор запретит Николаю Петровичу соображать на троих. Кстати, помнишь, что такое менаж-а-труа?

— Я вообще весь французский забыла…

— Во-первых, это такое вино, но я его не люблю. Во-вторых, любовный треугольник, чего я вообще не понимаю в принципе. А, в-третьих, так как русские любят делать с языка кальку — это то самое сообразим на троих… Ну, что с Анюткой делать?

Лера не ответила, но я заметила, как суетливо «моя дорогая подруга» начала запихивать в чехол следующее платье. Я откинулась на скамеечке, чтобы видеть ее лицо хотя бы в профиль, но Лера нарочно повернулась ко мне спиной.

— Ты тоже считаешь, что я оговорила ее брата?

— Я тебе верю. Зачем тебе врать? И Анюта тебе верит, просто… Просто нужно было слова выбирать, — извиняющимся тоном выдала Лера, но так и не обернулась.

— Я выбирала слова очень даже тщательно. Аж три раза попросила Виталика прекратить меня лапать, и лишь потом врезала между глаз и между ног. И знаешь…