— Лида, это точно не свидание? — не унимался Николай Петрович. — Я ведь спрашивал о твоих планах на ближайшее будущее.

Свидание? Анюта действительно попыталась как-то сосватать мне своего братика. Или меня ему, я не совсем поняла сложную схему Анютиного сводничества. А ведь разница большая. Любовные отношения не математика, тут от расстановки партнеров многое меняется. И кардинально. В смысле — в сердечном плане.

— С Виталиком и свидание? Не смешите мои тапочки. Он пролетариат со всеми замашками пролетариата.

— Лидия Дмитриевна, — Николай Петрович взглянул на меня наигранно-осуждающе. — А как же свобода, равенство и братство?

Я подняла в воздух ложку, точно для клятвы.

— Либерте, эгалите и фратерните — это для европейцев. У нас: каждый сверчок знай свой шесток. Ну, тачка там реально крутая. Я просто не могла за руль у Анюты сесть, так как выпила целый бокал. Тест-драйв это, а не свидание.

— Аккуратней там, ладно? Тебе ещё замуж надо успеть выйти, — снова улыбнулся Николай Петрович. — После меня.

— Вы, главное, таблетки все вечером примите без моего напоминания, потому что я хочу, чтобы на моей второй свадьбе вы были самым почетным гостем.

— Не забуду.

Николай Петрович неожиданно протянул через стол руку, поймал мою, свободную от ложечки, и поднес к губам. Это ведь должна была сделать я…

— Спасибо, Николай Петрович, — я проглотила горький слезный ком. — Я не знаю, что бы без вас делала.

— Я тоже не выжил бы без тебя в России. Так что… У нас действительно союз. Нерушимый…

Ну да, свободных людей, но я… Я не смогу ему изменить, даже с учетом того, что настоящим мужем он мне никогда не станет. Ну, может в щечку поцелует, а так — только к ручке будет прикладываться, как привык.

4. Глава 4 "Сволочь ушастая"

Ужаснее одинаковых платьев у подруг могут быть только одинаковые рингтоны.

— Лида, это твой! — крикнула Лера от кресла, заваленного платьями.

— Наверное, Николай Петрович звонит отчитаться, что на ужин в больничке подавали отменные котлетки на пару.

Я даже пальчики облизала. К счастью, в воздухе, потому что в руках оставались портновские иголки, снятые с драпировки окна, на фоне которого мы снимали первую коллекцию платьев Валерии Игнатьевой. Хозяин квартиры по случаю госпитализации разрешил творить в ней все, что мы хотим. Но мы хотели лишь одного, чтобы эти платья наконец продались. Все до единого. И за большие деньги.

Лерка начинала делать самостоятельные шаги в швейном бизнесе, можно сказать, в голом виде. Жила чуть ли не впроголодь целый год, чтобы отложить с зарплаты достаточно для закупки тканей. Ну и набиралась смелости, чтобы уволиться и уйти в свободное плавание. Исчерпав весь бюджет, Лера рассчитывала исключительно на бескорыстных друзей, но быстро выяснила, что у нее, кроме меня и Анюты, никого нет. Впрочем, теперь нет и Анюты — я встала между ними берлинской стеной. Из-за Давыдова, который оставил тачку без присмотра… И моей матери, которая умудрилась родить меня без житейских мозгов.

Анатоль Франс сказал, что путешествия учат больше, чем что бы то ни было. Иногда один день, проведенный в других местах, дает больше, чем десять лет жизни дома. Можно считать, что поездка в Репино открыла мне глаза на Виталика, которого я знала аж семнадцать лет… Впрочем, могла бы догадаться, что дурной пример заразителен… Хруслов слишком долго работает на Давыдова! Теперь я хочу забыть чертов Рендж, как страшный сон… И все, что я сказала Анюте про ее брата. Но не возьму ни одного слова обратно.

Так что помощь Валерия Игнатьева второй день получала исключительно в моем лице. Хотя именно за лицо я больше всего переживала. Ну не модельная у меня внешность, тут и профессиональный макияж не спасет. Лера же утешала себя и меня тем, что некоторые признанные европейские бренды нарочно ищут моделей с непритязательными данными. Я посоветовала пойти ещё дальше — голову мне на фотографиях нафиг отрезать, как делают в некоторых онлайн-шопах.