Твою ж мать, больно-то как! Но главное дышать, через силу.

Я же такое разочарование испытал, когда набрал номер в тот вечер и услышал сначала в красках расписанный вечер, а следом вроде как голос Таи на заднем фоне. Руки опустились, в голове неперевариваемый кисель был. Чувствовал себя обманутым и обиженным мальчишкой, которого жестко кинули. Сукой стал считать ее последней.

А она ждала, получается. Ушла от упыря и ждала.

Встаю медленно. Все еще не могу прийти в себя. Тая лишь попросила поцеловать, а меня скрутило всего от желания. И скручивает до сих пор. Туго, с силой.

В носу щекочет ее запах. Не духов, не крема. А ее. Запах остался прежним. Дышать часто начинаю, хочу выдохнуть въевшийся аромат из рецепторов, снять с себя, даже если кожу сорвать придется.

Из связки ключей отсоединяю маленький. Открываю нижний ящик стола и перебираю листы бумаги. Там ничего особенного нет. Черновики и наброски. Ищу один важный, измятый.

Тая смотрит на меня со своего портрета. В глазах легкая хитринка, кажется, что прищуривается. Это всего лишь сырой рисунок, а в душу заглядывает своими нарисованными глазами. Смотреть сложно, а оторваться невозможно. Как часть себя отрубить.

Может, разорвать его на хрен на мелкие кусочки?

Глаза прикрываю, и словно на газ жму до упора. Педаль вдавливаю и несусь. В крови жидкая боль и обжигающее желание вернуть ее сюда, в этот кабинет. Чтобы снова просила этот последний поцелуй.

– Ты какого хрена приперся? – басом говорит Влад. Он ворвался в кабинет на правах почти начальника. Еще и смеряет грозовым взглядом.

– Я у тебя должен разрешение что ли спрашивать, Владя? – дразню, выделяя его имя. Всю жизнь препираемся. – И вообще, почему не на кухне?

Прыскает и усаживается на диван. Ровно на то место, где сидела Тая. Согнать бы его к чертовой матери.

– Так что приехал-то? – не отстает. – Ледышка зашла ко мне взволнованная, перепуганная. Прикинь? Ледышка и волнуется.

Ледышка – это Вероника.

А я и сам не знаю, зачем сюда явился. Словно вело меня что-то. Сколько дней держался, надумал про какой-то график. Верил, я верил в этот бред. А когда приезжал и не видел ее, бесился. В коршуна превращался, людей только пугал.

– Документы завести, – киваю на кучу мукулатуры. Хоть что там? Напихал в папку фигни всякой и примчал. – Да и вообще, я же должен посмотреть как у вас тут все проходит?

Телефон постоянно кручу в руке, перекатываю. Дрожь не желает проходить. То ногой ритм отбиваю, то пальцами другой руки стучу по столу. Напряжение в каждой клетке. Не отпускает. Перед глазами все еще ее мокрые от слез щеки, влажные губы и мягкий голос. Твердит все одно и тоже: «последний, пожалуйста».

Ааа! Мозг вскрыть хочется и вынуть эти воспоминания, чтобы сжечь. Невыносимо больше это в себе хранить и раз за разом проживать.

– Прикинь, Ледышка вчера вечером заявилась на кухню с таким важным видом…

– Ты влюбился в нее что ль , Владя? – перебиваю, – Ледышка, Ледышка. Ее зовут Вероника. И она хороший и ценный сотрудник! С чего вообще она у тебя Ледышка, а?

Спускаю весь свой гнев на ничего не подозревающего Влада. Глаза округлил и уставился шокированно, слов связать не может.

Меня прорвало как плотину. Еще немного и реально бросаться начну. Крышу сносит ураганом под именем Таисия. Почему вообще ураганам всегда дают женские имена? Да потому что приходят, учиняют полный беспредел, жизни рубят жестко и исчезают. Только имя после себя и оставляют, ну и разруху.

– Юлька давать перестала? Злой как …

Звук бьющейся посуды бьет сильно по ушам. Скрежет громкий и противный. Осколки тарелок царапают кафель до острых мурашек на коже.