Несмотря на страх, который буквально парализует моё тело, я заставляю себя двинуться вперёд. Подхожу ближе к магазину, стараясь не смотреть в сторону чёрного внедорожника, возле которого замер Каид. Но игнорировать его присутствие не получается.

Я даже не пытаюсь прислушиваться к внутреннему голосу, который выдаёт бредовые варианты. Как, например, тот, что он просто мимо проезжал. Случайно.

Нет, случайностей с ним не бывает. Это меня судьба наказывает, раз за разом. Это уже не просто безобидные подножки, а прям бревном по голове.

Мои пальцы крепко сжимают ручку сумки, чтобы скрыть дрожь, предательски выдающую меня с головой. Потому что он смотрит! Буквально взглядом прожигает. А больше всего пугает, когда я чувствую жжение в районе живота. Потому что он рассматривает.

Господи, как вернуть себе способность дышать? Я головой понимаю, что он там ничего увидеть не может. Мой живот совсем немного увеличился. Я сама удивляюсь, как медленно он растёт. Но понять ничего ещё нельзя. Потому что срок небольшой.

Пульсирующая боль в висках лишь усиливается, когда я пытаюсь говорить уверенно и спокойно:

— Если ты в магазин, то сейчас будет пересменка. На выезде из города заправка есть. Можешь купить себе там всё, что пожелаешь.

Голос почти не дрожит, и я успеваю даже собой гордиться, что первая начала. Пальцами ручку двери сжимаю. Уже хочу её на себя дёрнуть, как его голос слышу.

— Нам поговорить нужно, Мила.

Его слова словно наносят удар прямо под дых. От неожиданности у меня резко подкашиваются ноги, и я с трудом удерживаюсь, чтобы не показать, насколько он на меня влияет. Сглатываю с усилием, ощущая, как сухость в горле не даёт сказать сразу.

Он назвал меня настоящим именем. Господи, это происходило так редко, что я могу пересчитать такие случаи на пальцах одной руки. От этого становится ещё тревожнее.

— Нужно? — вздёргиваю вопросительно бровь, — Мне ничего не нужно, Каид. А твои желания меня интересуют меньше всего. Хотя нет, совсем не интересуют.

Каид делает шаг ко мне, и от этого движения я инстинктивно отступаю назад, упираясь спиной в дверь магазина. Он это замечает и мгновенно останавливается.

Его глаза вспыхивают чем-то тёмным. Эта темнота обволакивает. Бросает в озноб.

— Поговорить всё равно придётся. Либо по-хорошему, либо по-плохому.

Открываю рот от такой наглости. Серьёзно? Придётся.

— У меня нет на это времени, мне нужно идти на работу.

— Мы поговорим о ребёнке, которого ты вынашиваешь, и даже не посчитала нужным мне об этом сообщить.

Мои пальцы сильнее стискиваются на металлической ручке. До боли. Я всегда была против физического насилия, но сейчас очень сильно хочется его ударить. Больно сделать, чтобы хоть немного мозги в голове всколыхнулись.

— Ты даже говорить не смеешь, понял! Не после того, как на твоём чёртовом телефоне было уйма пропущенных от меня. Не после того, как ты внёс мой номер в чёрный список. Ты права не имеешь произносить эти слова!

Меня взрывает по щелчку пальцев. Потому что не выйдет. Не он жертва в нашей ситуации. И мне плевать, как он узнал. Ложа руку на сердце, абсолютно всё равно, как он узнал. Кто сказал.

— Выговорилась?

— Нет, но тратить на тебя своё время я больше не буду. Поезд ушёл, Шахин. Опоздал.

Я вижу, как дёргается мышца на его щеке, как ещё темнее его глаза становятся.

— Я, блядь, пытаюсь по-нормальному. Не доводи.

— А то что? Бросишь меня ещё раз?

Я не знаю, откуда эта смелость берётся. Может, это материнский инстинкт.

Может что-то ещё. Но я не чувствую грани. Страх как будто парализуется. Чувство самосохранения у виска крутит пальцем.