— Денис.

— Марго.

— Рита – Маргарита и Ираида из Калуги, приглашаю вас отметить наше воссоединение завтра в восемь вечера.

8. Глава 7. Пати

После посещения храма моё внутреннее бунтарство вдруг обернулось тягучей, как навязшая в зубах конфета, рефлексией. Лёжа на кровати, я тупо пялилась в потолок, зависнув в сомнамбулическом трансе.

Парень из храма пробил в душе чёрную брешь. Я противилась его наставлениям, даже злилась (кой черт просить прощения у матери на коленях?), но невидимый червяк сомнения поселился в голове, словно «мастер» заразил меня каким-то вирусом.

Недаром Егор называл этих эзотериков «отлетевшими», вместе с ними отлетали и такие дурынды, как я. Мне не на что было опереться, и тут пришёл человек, который знал, как надо. Он занял родительскую позицию и сказал, что делать.

Вопросы, словно разбредшееся стадо коз бродили по пастбищу, то бишь в голове, а я только взирала на них, не силах согнать в кучу и отправить в загон. Ни на что не годный Пастух.

Почему я не могу простить отца и мать? Зачем мне их прощать? Права я или не права? Для чего мне эти уроки? Какую эволюцию проходит моя душа? Всё-таки сука – этот мастер! Козы щипали травку, блеяли, переходя с место на место, тряся своими длинными ушами, а Пастух тупо взирал на них.

Когда родители разошлись, мы с матерью переехали в однокомнатную квартиру, с небольшой комнатой и кухней. Мать, почувствовав свободу, начала активный поиск мужчины. По малолетству я не запоминала тех, кто появлялся у нас. Для меня самым ужасным моментом оказалось то, что меня переселили в маленькую кухню, в которую втиснули чёрную тахту. Куда делась прежняя кровать, моя память не сохранила.

Даже ребёнком я понимала, что тахту притащили с какой-то помойки. Мало того, что тахта была обита чёрным жестким материалом, она была покатая, с каким-то невероятным горбом. Голова и ноги на этом ложе свешивались вниз, телу приходилось повторять горб тахты. Ни прижаться к стене, ни подоткнуть подушку выше, ничто не помогало принять нормальное положение. Ворочаясь на гадкой тахте, я каждый раз засыпала с трудом, в то время, как маман кувыркалась в другой комнате с очередным кавалером.

Тахта вызывала во мне стойкое отвращение и страх. Я и так была слишком чувствительным ребёнком, а мне приходилось спать отдельно от матери и каждый раз ложится как в гробик на эту горбатую чёрную тахту. Не знаю, с того времени или нет, но у меня появились панические мысли по поводу того, как меня закопают глубоко в землю.

Наверное, после этой тахты я могла бы сочинять детские ужастики про гроб и чёрную руку, появляющуюся из недр этого монстра.

Я вдруг поняла, откуда растут ноги моей нелюбви к черному или коричневому постельному белью, которое предпочитал Егор. Я выбирала хотя бы серый цвет, изо всех сил сопротивляясь его мнению.

Не так давно я думала, что осталась с сохранной психикой, смогла выйти из детской травмы. Только с какого перепуга в памяти всплыла чёрная тахта?

Когда я попыталась встать с кровати, закружилась голова, под веками появились треугольники, ромбы, меняющиеся симметричные узоры, как в игрушке калейдоскопе. Я плюхнулась обратно, закрыла глаза и незаметно уснула.

Если бы не настойчивость Иры, я бы ни за что не пошла на вечеринку. Ночной живительный воздух с привкусом соли, свежий морской бриз, приятная дружеская атмосфера расслабила нервные узлы. Меня словно вынули из пелёнок, прежде туго спеленавших моё тело.

Играла музыка, малочисленная публика, ещё толком не подогретая алкоголем, лениво двигалась под электронный бит. Я стояла спиной к веселящейся толпе около перил на широком, украшенном огоньками пирсе. Билеты на вечеринку вручил Денис, облачившийся в новую пёструю рубаху. Ира с подружкой Олей обсуждали кого-то из присутствующих: незнакомых и неинтересных мне людей.