Дожидаться двух несерьёзных леди, конечно, никто не стал, и мы услышали заключительное напутствие нашего новоиспечённого «монаха».

— Прощайте обиды, манифестируйте свою волю, почувствуйте, как в этой палочке горят все ваши обиды к папе и маме.

Легко сказать. Я нахмурилась, слова мужчины вызвали стойкое сопротивление. Я не стала прикасаться ладонями ко лбу и сердцу, как показал «учитель», поставила палочку последней, не проявив должного смирения и уважения. Мои родители давно живут отдельно, не беспокоясь обо мне. У них есть, о ком заботиться. Я почему-то не вписалась в их линейку приоритетов, в отношении меня у родителей была почти полная эмоциональная глухота.

Однажды, когда мать схватила ремень, чтобы отлупить меня, я закричала ей в лицо.

— Ну, убей меня, убей! Зачем родила!

Злые воспоминания в идиллическом месте среди зелени, цветных зонтиков, фигурок богов, украшенных гирляндами, были сродни святотатству.

Учитель повёл нас дальше, не переставая говорить. Он чем-то напоминал Егора, который с умным видом мог чесать языком на любимые темы, не сбиваясь с мысли.

— Когда я смог простить своего отца, который был со мною излишне строг, я как бы сказал, что принимаю его гены. После этого у меня резко заработала интуиция, чтение мыслей, предвидение.

Егор бы сейчас высмеял все сверхспособности этого товарища, хотя иногда сам прибегал к некоторым практикам «улетевших».

Мы двинулись вперёд. Речь пошла о втором колене рода – дедушках и бабушках, к которым претензий я не имела. Со стороны отца никого не знала, а бабушку по матери я по-своему любила.

Духовный учитель воодушевлённо продолжал говорить, призывал к покаянию и ставил тлеющие палочки, продвигаясь к финишу. Я слушала его довольно расслаблено, зная, что вся информация выветрится из головы уже через пару дней. Конечно, приятно сознавать, что в роду до девятого колена больше пятисот человек, и все они стоят за моей спиной и никогда не дадут упасть.

Учитель произнёс молитву, которую предложил повторить три раза. Паства смиренно следовала за ним, Ира, сложив ладони лодочкой и закрыв глаза, тоже беззвучно шептала, прося за себя и свой род. Я – единственная оказалась аутсайдером, не повторяла и не просила, просто ожидала окончание ритуала.

Главное, самой не шагнуть в пропасть.

Изрядно проголодавшись, я направила Иру на мотике к знакомой двухэтажной кафешке, где в меню было много вкусных блюд и достаточно большие порции. На первом этаже находился зал с кондиционерами, но мы пошли на второй, на открытое пространство. Ира болтала без остановки пор под впечатлением от посещения храма.

— Здорово, что мы туда пошли. Я в восторге, — Ира активно работала ложкой над супом из говяжьих хвостов, — тебе не очень понравилось?

— Ну, так, — я ждала кесадилью с курицей, потягивая из трубочки авокадо смузи.

— Слушай, я ведь сегодня окончательно простила отца. У меня не осталось никаких обид.

— Бросил вас? — я спросила лишь для поддержания разговора.

Развод моих родителей давно меня не трогал. Мне кажется, мать и родила меня, чтобы удержать папашу, но из этого всё равно ничего не вышло. Он ушел, когда мне было лет пять или шесть.

— Но в том дело, что разошлись. Он меня любил, гордился мною, а мать избивал. Сказал, если с ней останется, то убьёт. Я с восьми лет поняла, что любить отца и мать надо отдельно. Для меня это не было проблемой.

— Сознательная девчонка.

Принесли мою кесадилью, я начала разрезать её на кусочки, хотя можно было есть руками.

— Я вообще-то про другой случай, когда отец меня чуть не… ну, того…