— Хорошо, я напишу и отправлю самой быстрой почтой, через принца Игинира.

— Почему через него?

Летта вовремя удержала другой вопрос: какое отношение имеет канцелярия принца к ней, невесте его отца?

— Потому что ласхи пишут письмена на небесах, — мягко улыбнулся полукровка. — Они называют это «зримая речь». Не бойтесь, их послания видны всем, как северные сияния, но их невозможно понять, если отправитель не подарит вам особый ключ. Они называют его «ключ сердца». Ваш брат получил такой ключ от кронпринца Севера.

Взгляд Яррена стал мечтательным. И Летта его понимала: ей тоже до зуда в пальцах захотелось получить волшебный ключ, чтобы понимать северные сияния.

Но… брат? Лэйрин получил «ключ сердца» от Игинира? За что мальчишке такая радость? Почему смазливому выродку всегда достается все самое лучшее?

«Какое счастье, что мои мачехи долго не живут, особенно те, что не сдержаны на язык», — внезапно вспомнилась насмешка северного принца, и Летта спохватилась. Нет, она больше никогда так не будет думать, это не ее мысли. Это слова старших сестер, люто ненавидевших брата за то, что он стал причиной их разлуки с любимой матерью. А Виолета даже не помнила ни королеву Хелину, ни материнской любви, если она была. А больше Лэйрин ничего дурного ей не сделал. Так за что же ей ненавидеть брата? Тем более сейчас, когда он - ее единственная надежда.

О, она научится сдерживать и гнев, и горе, и радость. Она станет такой же спокойной, холодной и колкой, как сосулька. И никто не узнает ее истинных чувств.

Фиалковые глаза принцессы пристально взглянули в инсейскую то ли синь, то ли зелень — в полумраке долгой полярной ночи и не разберешь.

— Сэр Яррен, напишите моему брату, что я скорблю вместе с ним о нашей невосполнимой потере. И еще передайте — я признаю Лэйрина как моего короля и никогда не пойду против него. Я — принцесса Гардарунта, и от когда-то данной мной клятве верности родине и короне огненных королей меня не освободит даже брачная клятва императору Севера.

— Передам слово в слово, принцесса.

Яррен скрылся за дверью, и девушка, оставшись без свидетелей, уронила долго сдерживаемую слезинку.

И тут же, словно наяву, услышала голос отца, не раз говорившего маленьким хнычущим близняшкам, оставшимся без матери: «Не реветь! Еще никогда и никому слезы не помогли. А вот потушить огонь ваших сердечек они могут. И вы погрузитесь во тьму уныния и не будет вам удачи ни в чем. Только огонь сердца освещает путь жизни. Не гасите его слезами».

Летта подошла к тлеющей жаровне, погрела руки над углями и вытерла лицо.

«Спасибо, папа. Прости, что я забыла твои уроки и твое огненное сердце. Больше никогда, клянусь, я не упрекну тебя в том, что ты нас не любил. Ты любил, как мог. И я больше никогда не заплáчу, клянусь. Плакать и платить — слишком похожие слова. Я не заплачý миру такую цену».

Видит Безымянный, Летта не была предубеждена против будущего мужа. Но теперь… Теперь слова Яррена упали в благодатную почву, вспаханную обрушившимся горем и удобренную некуртуазным поведением и пренебрежением будущего супруга.

И теперь замуж за коронованный бездушный сугроб Виолетта не выйдет ни за что. И не надо ей говорить о королевском долге.

Но она не не примет предложение Яррена, не сбежит, поставив под удар и свою честь, и свое королевство, и жизнь своих фрейлин.

Нужно быть умнее.

Нужно найти такой предлог, который не бросал бы тень на честь принцессы Гардарунта и весь королевский род в ее лице.

Нужно сделать так, чтобы этот кусок трехсотлетнего льда сам от нее отказался.