Лайки снова затормозили, Исе сердито замахнулся на них, обернулся посмотреть, на что они отвлекаются. И замер – к упряжке, присев на лапах и отчаянно размахивая хвостом, приближалась роскошная лайка.

Э, Еней, Нанэк, стойте! Чья это?

Упряжки остановили, мужчины сошлись вместе, рассматривая находку.

- Большая.

- Красивая.

- Куда нам её? Наши порвут чужачку,  придётся добить, не тащить же драную в стойбище, - засомневался Исе.

- Скоро ночёвка, давайте ставить  палатку да ночевать. Посмотрим – если к утру собаки договорятся, пусть будет наша. Впряжём на место Кельмек, поработает – покормим, - предложил Нанэк. – Ничего не теряем. Посмотри, есть метка? Может быть, убежала, я такую ни у кого из наших  не видел.

Умку ощупали, проверили уши, заглянули в пасть, с уважением потрогали могучие лапы.

- Хорошая сука. Если ночь переживёт, справится с остальными, заберём в Москву вместо Кельмек. Я не успел отменить четвертую собаку и документы на самолет на четверых, так и лежат все вместе. Эта точно медаль получит! – решил Исе. – Вернёмся домой, найдём хозяина, заплатим. А не найдётся хозяин – наша будет.

Умка слушала рассуждения людей и внутренне ликовала – надо же, как ей повезло! Оказывается, одна из выставочных лаек травмировалась, и её оставили в стойбище!

Люди свернули нарты, выпрягли собак, и принялись ставить палатку, поглядывая, что делают собаки.

А те, сначала ринувшись на гостью с явным намерением показать кузькину мать, от её рыка затормозили и сбились в сторону, насторожённо наблюдая, чем занята волчица. Умка обошла становище, старательно держа хвост кольцом, как настоящая лайка и ухватила за верёвку, помогая натягивать шкуры на остов палатки.

- Ты погляди! – удивился Исе. – Она ещё и умная! Еней, покорми собак, посмотрим.

Лаек кормили только раз в день – перед ночлегом, каждая боялась остаться голодной, поэтому во время раздачи еды случались драки. Чаучи встали, поудобнее перехватив арканы – отгонять собак, когда те устроят, как обычно, свалку..

Младший сын снял с одной нарты мешок с мороженым мясом и жиром,  специально припасёнными для кормления лаек, пошёл к собакам и стал кидать куски прямо на снег.  Голодные собаки скулили, но взять не решались, косясь на новенькую. Умка поняла,  что лайки не возьмут ни куска, пока она не выберет себе  еду. и долго томить не стала – выбрала кусок побольше, аккуратно взяла его в зубы и отошла в сторону. Только после того, как она начала есть, остальные собаки похватали свои порции и разошлись.

- Хорошая собака! Смотри, как наши её уважают, хоть и самка! Посмотрим завтра, как в упряжке побежит, я потертостей от ремней не заметил, может быть, она и не умеет?

  Умка, проглотив последний кусочек, облизнулась – не умеет, это верно. Но придётся научиться.

 Ночевала она, прижавшись спиной к нартам, в выкопанном в снегу углублении, с сожалением вспоминая оставленные шкуры – с ними, несомненно, было теплее.

  Утром люди попили горячего чаю – Умка смотрела на них с завистью, потом быстро свернули палатку, уложили всё на нарты и принялись запрягать собак.

Э, а завтрак?

Но кормить лаек никто не собирался.

На Умку надели ремни и привязали впереди других собак. Дело не пошло – Умка-то тянула, но четыре лайки, привязанные  сзади,  старались бежать как можно дальше от нее и вместо того, чтобы помогать тащить нарты, только их тормозили.

Исе почесал голову и поменял собак местами – теперь впереди стояли лайки, а сзади нагоняла их новенькая. И дело пошло! Полетело, можно сказать – от страха,  собаки так тянули, стремясь оказаться подальше от волчицы, что Исе не поспевал за своей упряжкой, а вторая безнадёжно отстала.