Там, белым мелом по черной эмали, были выведены два слова: «Мастер Крабух».

Тьяна опустилась на стул, пораженная теплым приемом. Какое-то время она ждала подвоха: вот сейчас мастер снимет маску благодушия, окатит ледяным взором и скажет, что учиться в Старике – это честь, которой она, госпожа Островски, недостойна. Однако ничего такого не произошло. Крабух, снова прикрыв лицо, пробормотал:

– Ну что же, есть мысли? Смелее.

– Я – Кора, – наклонившись к Тьяне, сказала однокружница; от нее пахло теплыми солеными рогаликами. – Мы играем в шарады. Мастер Крабух загадывает мистерианские идиомы.

– Тьяна, – она пожала протянутую руку.

Глаза так и впились в мастера. Надо же, он и вправду разыгрывает сценку. Невероятно. Тьяна на мгновение представила, как мастерица-переводчица в Деве изображает присказку «От дурных помыслов изо рта змеи выползают, а от похоти жабы из всех отверстий сыплются», и злой восторг заклокотал в груди. Язык мастерица знала неважно, увлечение мистерианской культурой считала зловредным, а большую часть занятия посвящала молитвам.

– Слепой указывает путь, – прошептала Тьяна, глядя на мастера.

Крабух опустил обе руки.

– Кто сказал?

Тьяна уже открыла рот, чтобы повторить, но тут сзади пропищали:

– Слепой указывает путь.

Украла ли другая студентка ее ответ или пришла к нему сама – гадать не имело смысла. В следующий раз, решила Тьяна, надо говорить громче и быстрее. И тотчас одернула себя: если он вообще случится, этот «следующий раз».

– Прекрасно, будем считать, что мы размялись. Три из пяти – неплохой результат, – в улыбке мастера появилась остринка, – но к концу года, чтобы успешно сдать экзамен, вы должны знать пятьсот идиом. – Он показал пятерню, а следом, соединив большие и указательные пальцы, два нуля. – Понятно?

По залу пролетело короткое «ох».

– О нет. Не надо междометий. – Крабух покачал головой. – Ах, ого и ой-ой-ой оставьте для задачек посложнее, чем зубрежка пословиц.

Он повернулся к доске, взял мел и стремительно начертил несколько мистерианских символов. Выведенные уверенной рукой, они ловко цеплялись друг за дружку, и вся фраза выглядела точно кружево.

– Ядовщики, разумеется, полагают, что главное в бесуне – выбор травок и цветочков, а заговор – побочное действие. Нет зелья-основы – нет и магического яда, так они рассуждают. Не будем разубеждать наших сотоварищей, помешанных на растениях. – Крабух хмыкнул, а вслед за ним и несколько студентов. – Мы-то знаем, в чем кехел. — Он указал на доску. – Слово. Только слово превращает малополезную смесь ингредиентов в божественную субстанцию. Мистерианский – не просто язык. Это код, оставленный нам не другим народом, а высшими силами. Это ключ к пониманию и управлению магией, а следовательно – миром.

Крабух внимательно всмотрелся в лица студентов, и Тьяне показалось: он видит ее насквозь. Видит трепещущее сердце, захваченное «Любомором», но раньше, намного раньше, мертвым языком. Когда мастер остановил на ней взгляд, она невольно кивнула, будто он нуждался в одобрении – хотя, разумеется, ему было плевать на мнение какой-то первогодки. Ее поразило, как легко и свободно Крабух говорил о божественной сути мистерианского, хотя такой подход порицался и в научных журналах, и в религиозных кругах. Да и в целом считался чем-то неприличным и наивным, как вера в Хитвика.

Если признаешь божественное происхождение языка, признаешь и существование богов. Не осских ликов, а совсем других…

Крабух медленно кивнул, словно ответив на десяток незаданных вопросов, и продолжил: