– Еще чего! – я повела плечами. – И думать про это забыла.

– Слушай, спасибо, что ты вытащила меня к своим старикам сегодня. Хороший получился день, – Калашников тепло улыбнулся, обнажая крупные белые зубы.

В его глазах больше не было чертиков. Они либо умерли, либо просто спрятались на время. Скорее, конечно, второе. Но, казалось, сейчас он говорит абсолютно искренне, и я не могла не улыбнуться в ответ.

– И не забывай про наш спор, – Ярослав хитро подмигнул мне. – Я буду у тебя первым.

– Чего?! – мои глаза уже в который раз за день полезли на лоб.

– Я про стихи, глупенькая, – рассмеялся он. – А ты о чем подумала?

– Ни о чем я не подумала, Калашников! Пока! – я вновь вспыхнула и сорвалась с места.

Какой он все-таки наглец! Никогда таких не встречала.

12. Глава 12

Ярослав

Между людьми бывает два типа притяжения. Первый – как у двух магнитов с разноименными полюсами, когда они притягиваются друг к другу. Второй – как у магнита и железа, когда металл сам липнет к магниту.

Поначалу в нашем с Павликом общении преобладал первый тип. Но после моего злосчастного выхода к доске на алгебре Корчагин вцепился в меня мертвой хваткой, и отцепить его оказалось совершенно невозможным. Вот тут-то я и почувствовал себя магнитом, а сосед по парте все больше напоминал мне тонкий железный прутик.

«Ярослав, что ты думаешь по поводу алгоритмически неразрешимых задач?»

«Ты что-нибудь читал о проблемах дискретного логарифмирования?»

«Вчера встретил неоднозначное задание по формуле бинома Ньютона, хочу услышать твое мнение».

И так целыми днями.

Справедливости ради стоит признать, что Павлик был одним из немногих моих сверстников, а если уж быть до конца честным, то единственным, кто знал математику примерно на том же уровне, что и я.

Правда у Корчагина был совсем другой подход к изучению предмета. Он грыз гранит науки, рьяно впиваясь в него зубами. По ощущениям, Павлик учился круглосуточно. А один раз даже скинул мне какой-то пример в час ночи, представляете?

Очевидно, у него вообще не было личной жизни. И я сейчас говорю не только про девчонок.

То, что Пашка девственник, я понял с первого взгляда. Тут уж к гадалке не ходи. Чуть позже заметил, что он не только с противоположным полом, но и с пацанами не особо общается. А через пару недель с ужасом осознал, что я, походу, его единственный друг. Хотя наши отношения можно было назвать дружбой с огро-о-омной натяжкой.

Павлик не играл в компьютерные игры, не болел ни за кукую футбольную команду, и (тут я могу ошибаться) даже не смотрел порнуху. Короче, не занимался ничем, кроме получения новых знаний.

Я же, наоборот, относился к учебе довольно спокойно. Нет, конечно, я никогда не забивал на нее, но только по одной причине: мне реально было интересно. К тому же примерно в шестом классе я понял, что отношусь к категории ребят, которым тупо «дано». Называйте это способностью, талантом, одаренностью – как угодно. Но факт оставался фактом: мне, в отличие от большинства одноклассников, учиться было действительно легко.

Я улавливал новый материал налету, особенно если дело касалось математики, информатики или физики. Мой мозг работал четко и слаженно как часы. Стандартные примеры я щелкал как орешки, а вот усложненные или олимпиадные задания вызывали во мне искренние любопытство и азарт.

Собственно, именно поэтому Павлик ко мне и пристал. Нашей точкой соприкосновения стала математика, которую мы оба (ладно уж, чего душой кривить?) любили.

В среду Корчагин притащился в школу с кипой каких-то бумаг, которые тут же разложил на нашей парте.