Конечно, в детдоме за такое я бы, не задумываясь, врезал. Но в интернате мы все были на равных, а здесь в любой драке виноват был бы я. Поэтому не мог позволить себе роскошь навалять Тарасову.

– А с чего ты взял, что мне интересен твой треп? Ты сам-то кто? – огрызнулся я, начиная раздражаться. – Дуй давай отсюда, пока я добрый.

– Ты че меня пугаешь? – криво усмехнулся Тарасов, напрягая бицепсы.

– Че мне тебя пугать, Глебка? Я же не зеркало, – иронично отозвался я, застегивая рубашку.

– А ты, я смотрю, на словах у нас герой? – насмешливо вставил наблюдающий за нами Антюшин.

– Тебе лучше не знать, какой я герой на деле, – оскалился я.

– Только твоей матери-кукушке на это было насрать. Выкинула тебя, как мешок с мусором, и дело с концом, – ядовито произнес он.

– Да, ты прав, моя мать от меня отказалась. И дедулькиных денег у меня нет. И физиономии лощеной, по которой ни разу не били, – я вплотную приблизился к Антюшину и удовлетворенно почувствовал, что он напрягся. – А хочешь, я буду у тебя первым?

Последнюю фразу я произнес вкрадчиво, почти шепотом. Одноклассник вздрогнул и отшатнулся от меня.

– Отвали! – нервно бросил он.

– Отвалю. Не вопрос. Только и ты ко мне не приваливай.

Я закончил сборы под тяжелыми давящими взглядами одноклассников. Очевидно, теперь они ненавидели меня чуть больше, чем раньше. Будь я хлюпиком вроде Павлика, давно бы получил люлей. А пока они боялись. Так, как гиены боятся льва. Выжидательно, подбирая лучшее время и место для нападения.

Покинув раздевалку, я быстрым шагом направился выходу. Уже спускался по ступенькам, когда за моей спиной раздался голос Павлика:

– Ярослав, постой! Подожди!

Я чуть сбросил скорость, но останавливаться не стал.

– Ярослав, извини. Я правда пытался играть по-честному, но я так слаб в баскетболе, что толку от этого не было, – еле поспевая за мной, тараторил Корчагин.

– Забей, – ответил я, желая поскорее от него отделаться.

– Тарасов просто злится, – никак не унимался Павлик. – Из-за того, что теперь не он в классе самый сильный.

– Ну, силами мы с ним не мерялись, – заметил я.

– Знаю. Им не нравится, как ты держишься. Самоуверенно и независимо, – пояснил он, быстро-быстро перебирая ногами.

– Ясно, Павлик. Давай пока, до следующей недели, – попрощался я.

Корчагин был неплохой малый, но у нас с ним не было ничего общего. Так что я не видел смысла тратить ни свое, ни его время на общение после школы. Я не верил, что детдомовцы и «домашние детки» способны наладить контакт, начать общаться по-настоящему, не вынужденно. Слишком уж мы были разные.

Помнится, когда мне было лет четырнадцать, одна семья в течение нескольких месяцев брала меня к себе на выходные. Так называемый «гостевой режим». Родители были хорошими людьми. А вот их сын, внешне чем-то напоминающий Павлика, оказался злобным ревнивцем, и все время, которое я проводил у них, дулся. Ему не хотелось делить со мной внимание предков. Даже два раза в неделю.

Наверное, будь я на его месте, тоже бы злился. И вообще, будь у меня нормальные родители, вцепился бы в них мертвой хваткой. Но мне нравилось проводить время в этой семье, поэтому я начал искать подходы к вредному пацану: пытался шутить, говорил об интересных ему вещах и даже немного заискивал перед ним. Но он был непробиваемым.

В итоге эти люди постепенно перестали брать меня к себе на выходные. Наверное, сынок дожал их. Не знаю, что случилось на самом деле, но в воображении я рисовал картины, в которых он, стоя на подоконнике у открытого окна, пафосно кричит: «Выбирайте: либо он, либо я!»