Судя по образовавшейся паузе, учительница рассчитывала на более пространный ответ, но, поразмыслив, решила меня не мучить и начала урок.

– Давайте по традиции несколько человек расскажут стихотворения, выученные за лето. Кто хочет быть первым?

Поднялось несколько рук.

– Выходи, Малыгина, очень интересно послушать, что ты выбрала на этот раз, – с энтузиазмом проговорила Ксения Степановна.

Стройная девушка с кофейными волосами поднялась с места и легким шагом двинулась к доске. Она была вся такая воздушная и тоненькая, что я невольно задержал на ней взгляд подольше.

– Я хочу рассказать стихотворение Роберта Рождественского, – встав у доски, мягко произнесла она.

Голос у нее был чистый, звонкий и немного грустный.

Человеку надо мало:
чтоб искал
и находил.
Чтоб имелись для начала
Друг — один
и враг — один…

Я никогда не любил поэзию, а про Рождественского, если честно, вообще слышал только краем уха. Но, черт возьми, из уст этой кареглазой девчонки стихи звучали просто чудесно! Уютно, тепло и как-то очень душевно…

– Замечательно, Алиса, спасибо, – похвалила Ксения Степановна, когда девочка закончила. – Кто следующий?

Дальше мои новые одноклассники декламировали стихи Фета, Тютчева и еще кого-то там, но, говоря по правде, довольно посредственно. Я бы и сам так смог. Эта Алиса Малыгина задала высокую планку, и ни у кого не получилось до нее дотянуться.

Заканчивая урок литературы, учительница предупредила, что в течение нескольких занятий каждый из нас должен будет рассказать понравившееся стихотворение. Еще одна непростая задачка мне в копилку.

В течение учебного дня я пристально наблюдал за своим соседом по парте и кое-что о нем выяснил. Во-первых, его имя Паша Корчагин. Во-вторых, он, походу, местный ботан.

– Я не кусаюсь, – бросил я, когда Павлик весь очередной урок проторчал на противоположном краю парты.

– Да я и не думал... – пробубнил он себе под нос.

– Все ты думал, – усмехнулся я. – Вы ведь уже в курсе, что я детдомовский, верно?

– Ага. Ксения Степановна нам на первое сентября сообщила. Но сразу предупредила не заострять на этом внимание, – не поднимая на меня глаз, ответил Корчагин.

– Ясно. Давай, Павлик, рассказывай, что у вас тут и к чему?

– В смысле? – он вскинул на меня непонимающий взгляд.

– Яйца свисли, – поддразнил я. – Про одноклассников своих рассказывай. Кто с кем, кто против кого, кто главный, кто обиженный.

Мне казалось, что я разговариваю с пятилетним ребенком. Корчагин косился на меня с таким недоумением, будто я ни с того ни с сего начал расспрашивать его о ядерной энергетике.

– Ну... Вот это Глеб Тарасов, – после небольшой паузы Павлик кивнул на здорового белобрысого детину на второй парте. – Он спортсмен. Боксом занимается.

– Он тут у вас главный?

– В смысле? – опять не понял Корчагин.

– Да что ты заладил? В смысле да в смысле, – я закатил глаза. – В прямом!

– Здесь нет таких понятий, как главный, – поправив очки, отозвался Павлик. – У нас демократия.

– Демократия, блин. Ладно, поехали дальше. Вон тот мажор кто? – я перевел взгляд на лощеного парня, рядом с которым стояла группка нервно хихикающих одноклассниц.

– Это Борис Антюшин, все девочки в школе по нему сохнут, начиная с седьмого и заканчивая одиннадцатым, – вещал Корчагин.

– Папка богатый? – догадался я.

– Дед. Он в свое время запатентовал разработку в области нефтехимии и хорошо на этом заработал. С тех пор у них денег куры не клюют.

– Прикольно. А вот про эту что скажешь? – кивком головы я указал на воздушную девчонку, которая душевно декламировала стих Рождественского.