Не дожидаясь ответа, Олеся выходит на улицу. Взмахивает рукой, заметив Никиту с ведерком мяса в руках, по тропинке шагающего к веранде.

Расстегиваю верхние пуговицы, оттягиваю ворот. 

В рубашке, правда, жарко, но я уже полгода ничего другого не ношу.

Никому не показываю уродский шрам от плеча до запястья - доказательство, что я отца Иры не убивал, наоборот, помочь ему хотел, но у меня не получилось.

Но ей нравится, наверное. Ей так легче - предствлять меня убийцей.

Поворачиваюсь на Иру, она стоит на крылечке соседнего домика, в двух шагах от меня. Придерживает рукой широкополую белую шляпу, на солнце щурится на веранду.

Косится на меня.

Смотрим друг на друга и молчим.

Наверняка опять я для нее виновен во всех грехах, такой у нее взгляд, колючий и злой, понимаю, что ненавидит меня, а сделать с этим ничего не могу, достаточно в прошлом пытался, и все мои старания привели к краху.

- Олеся ничего о нас твоему мужу не скажет, - негромко говорю и смотрю на веранду, где невеста кружит возле Никиты и что-то щебечет, пока он высыпает из мешка уголь в мангал. Знаю, она лишь вид делает, будто внимания не обращает, а сама зыркает на меня, на Иру, на каком расстоянии мы с ней находимся. - Но есть условие. Мы с ней женимся. А тебя я больше не трахаю, - усмехаюсь, когда она поджимает губы.

Спускаюсь с невысокого крылечка.

- Но видишь в чем дело, Ира, - разворачиваюсь, наблюдаю за ее шагами мне навстречу. - Так бывает, когда что-то запрещают - этого сразу хочется, сильнее всего на свете, - оглядываю ее ноги, оливковая кожа еще больше оттеняется слепяще-белым платьем, из-под белой шляпы черные волосы вьются змеями, чувствую, что я снова пропал, спасение возможно лишь в другой галактике, я женюсь и приговор себе подпишу, постоянно видеть ее, очень скоро мне крышу сорвет. - Ради твоего счастья и спокойствия на нелюбимой женщине жениться - думаешь, ты этого заслуживаешь? 

- Я тебя не заствляла, Илья, с ножом у горла не стояла, когда ты предложение делал, - она равняется со мной, выплевывает слова, как яд. - Это твой выбор, Илья, в постель с Олесей ложиться.

Киваю. Мне нечего ответить, все так и было.

- Слушай, - оглядываюсь на ее мужа склонившегося над мангалом с бутылкой розжига в руках. - Если он тебя, правда, любит - простит. Я же как-то простил. А ты мне побольше, чем ему поднаср*ла. Ты меня чуть в тюрьму не засадила.

- А ты моего отца...- она распаляется.

- Убил. Да-да, - перебиваю и злюсь в ответ. - Наблюдал, как его ломало и радовался, наслаждался, представлял, что вот он сдохнет наконец, и...

Она замахивается, я отступаю. У нее в глазах слезы блестят, а у меня внутренности огнем жжет, разъедает, сквозь гул в ушах слышу, как ее Никита зовет, сквозь пелену вижу, как она, пошатываясь шагает на тропинку.

- Ты дьявол, Илья, тебя давно ждут в аду.

Растираю мокрые ресницы.

Может, все правильно, нам лучше по отдельности, мы же не половинки. Только ее саму ждут в аду, место приготовили рядом со мной, ведь она не святая.

ИРА

- Вчера купила эти новые тесты на беременность, - говорит Олеся, и я давлюсь салатом. - Такие...американские, по корейской разработке. Бешеных денег стоят, между прочим. Зато результат стопроцентный.

- А вы уже ребенка планируете? - Никита перекладывает к себе в тарелку еще несколько сочных кусков мяса, ближе двигает плошку с сосусом. - Правильно. Оба взрослые, встали на ноги. Нам с Ирой тоже пора. Может, тебе обследоваться для начала, милая?

Молча жую салат, смотрю в тарелку. 

Эта светская беседа напрягает, тем более, у нас с Никитой отношения нятянуты, как струны, звенят, вот-вот лопнут.