Но нет.

Я тогда любила свои волосы и жизнь среди оборотней, и отца, конечно же. А Давид лишил меня всего. Даже права называть его «папой», потому что статус Альфы выше семейных отношений. 

Странно так, плакала за волосами, а сейчас не могу проронить ни слезинки. Это называется взрослением или черствостью? 

Единственный раз, когда меня начинает трясти, происходит из-за чашки чая. Обычного чая, черного, без добавок и сахара. Крепкого, чтобы рот сводило. Давид только такой пьёт.

Пил.

А я, по привычки, готовлю на двоих. Ставлю на стол, двигаю вазочку с печеньем соседки. Он всегда приходил по воскресеньям, если я выходная. Или в пятницу.

Сегодня воскресенье.

Я выходная.

А Давида нет.

Только чай для него.

И меня прорывает. Не слезами, а спазмами в горле, пальцы дрожат, заставляя сильнее хвататься за спинку стула. Глотать воздух, давиться им, будто слишком много для одной меня. 

Я почти падаю на пол, когда в дверь звонят. Хватаю с полки хлеб для тостов, зная, что именно за ним спускается Мария Олеговна, та самая бабулька, по воскресеньям.

– Держите, - едва не бросаю упаковку хлеба, желая остаться в одиночестве. – Ой.

Действительно «ой», когда пачка врезается в грудь Дамияра. Летит на пол с характерным стуком. А моё сердце, наоборот, стучать перестаёт. А затем срывается в приступе, когда я пытаюсь захлопнуть дверь.

– Не советую, - Альфа легко сламывает моё сопротивление, заходя в квартиру. – Подумай хорошенько, Ника.

Ника.

Он звал девочку из кофейни Верой, соглашаясь на мою просьбу. Но сейчас – Ника. Как дочь Давида. Как конкурентка, которую нужно убрать. Никого же не будет волновать, что во мне ни следа оборотня. И трон не нужен.

Только жизнь.

– Я…

– Ника, - припечатывает, толкая меня к стене. – Это меньшее наказание, которого ты заслуживаешь. 

– Что?

– Тебе не нравится, когда тебя зовут Никой. Мне не нравится, когда меня бьют.

Моё наказание – осознаю с запозданием. Вместо того, чтобы ответить болью на боль, с тройной силой, мужчина просто зовёт меня так, как я не хочу. И это всё?

– Альфа, я…

Слова глохнут внутри, когда Дамияр наступает. Делает всё, чтобы я упёрлась лопатками в стену, а после прижимается своим телом к моему. Моя грудь упирается в его, бёдра касаются бёдер.

Запредельно близко, что приходится запрокидывать голову. Теперь ещё очевидней, насколько он огромный. Высокий, накачанный, с этой бородой – средневековый воин, берсерк.

И мне бы не хотелось оказаться на его пути к цели.

– Мне очень жаль, что я так поступила в кофейне, - лепечу, пока всё не зашло слишком далеко. – Мне не стоило… Простите, Альфа.

– Не жаль тебе, Ника.

Удивительно, что этот вариант моего имени он произносит резко. Быстро, броско. Будто слово вылетает быстрее, чем он даже успевает подумать. Выталкивает наружу, пока «Ве-ра» удерживал, смаковал.

Какой бред, Вера-Ника.

– И это даже хорошо.

 – Хорошо? – нейроны коротит, информация не доходит до мозга сразу. – Почему?

– Потому что теперь твоё наказание зависит только от меня. 

– Я не буду спать с вами из-за того, что вы – Альфа!

– А из-за чего будешь? Ты постоянно повторяешь причины «не», а по какой причине станешь?

– После замужества и клятв в любви. Моё тело – моё дело. Законом я могу отказать любому.

– Альфе ведь не отказывают.

Он словно пришибленный. Или под чем-то. Смотрит жадно, его взгляд будто физически касается скул и губ, ползёт по шее. Ниже не получается, потому что его тело всё ещё прижимается ко мне.

Настолько близко, что чувствую запах костра и леса, кофе. Приятно, но так не должно быть.

Или это я пришибленная?